ГЛАВА 1

Не было у творца другой причины для сотворения мира, кроме любви. Это она подсказала, как следует размножаться в одиночестве. А перед тем как взяться за этот непосильный труд, он – множество раз отраженный в зеркалах, чужих глазах и документах – долго не мог понять: за кого его принимают?
– Ну, и?..
– Конечно, хоть не сразу, но догадался!
И, стараясь не причинять жене и прочим близким людям беспокойства, Леня Ф. (в дальнейшем именуемый «творцом») стал втихомолку строить личный мир.
Конечно, начал он с себя. Как только за женой захлопывалась дверь, он направлялся к зеркалу. Со стороны взгляд оказался неожиданно тяжелым. Вначале осторожный Леня Ф., на всякий случай, улыбался и отходил. Боялся, что жена застукает. Но как-то он замешкался. И вдруг из зеркала к нему навстречу выдвинулись щеки, – надулись, округляясь, полезли на глаза, закрыли полностью и неожиданно, как мячики, запрыгали на острых уголках рта – тра-та-та-та!
– Ну-ну! А с виду вроде бы нормальный!
– Такой же, как и все.
Научным интересом подавив в себе растущее раздражение, Леонид Ф. приветливо улыбнулся. Но зеркало не откликнулось. Оно с опаской следило, как Леонид Ф. спокойно наблюдает. И напрягалась, старалась, боясь не угодить... О, подлая плебейская рожа... да такая кого угодно выведет из себя! Благороднейшие движения души не могли изменить ее вульгарно-агрессивного выражения! И Леонид Ф., забываясь от гнева, вдруг зарычал. Он выл, визжал – пугал, пугал, пугал!.. Черт подери! Хоть и противно, но так получалось  естественнее. Точно, как у того самого татаро-монгола, семя которого и через пятьсот лет не утратило своей силы.
Но! Ненависть порабощенного, как видно, передалась вместе с кровью завоевателя. И отчистила добела кожу, волосы и глаза – эта едкая, как отбеливатель, ненависть к дикарям, портящим породу.
Собственно, только на этих внешних признаках чистоты он и основывал свои надежды.
Начинать, конечно же, нужно было с себя. Леонид Ф., как всегда, стоял перед зеркалом – спокойно, спокойно! – и, забыв о времени, подвывая от перенапряжения, старался взглядом стереть свой образ с зеркальной глади. Старуха стучала в стенку.
– Опять?
– Опять стучала.
Напористо, как шахтер. Палкой прямо по голове. Опять в открытую дверь балкона полез ее мочевой пузырь. Сразу померк и солнца бесплатный свет, и тот, за который приходилось платить. Мочой заливало весь дом. Весь мир. Старуха сcала на всех. Она разлагалась живьем, прямо в комнате, в коммуналке. Дочка ее не знала, как и быть! Ходить к матери она боялась: из-за соседей. Тех, что справа, слева, сверху и снизу... Мать ей не нужна была и здоровой. Зачем же теперь? А?.. Дочка сама в возрасте, у нее – инфаркт. У мужа – инсульт. У дочкиной дочки – личная жизнь. Одна надежда на добрых людей, на соседей. А куда они денутся? Хлеба принесут, «скорую» вызовут и дверь выломают, чтобы прийти на помощь...
Не хочет старуха умирать, и за это ее все ненавидят. Нет у нее терпеливой сиделки, священника, доктора и горюющей семьи. Нет, и не будет. Как у нее, так и у всех остальных стариков и старух. Не нужно. Не принято.    
Поэтому, когда старуха бьет палкой по голове, Леонид Ф. терпит и думает, что лучше бы старухины родственники не стеснялись, – убили бы ее этой палкой и съели.
Внешне спокойный он стоял перед зеркалом и, забывая и подвывая, стирал взглядом отражение. Сначала было просто невыносимо. Потом – все легче и легче... и наконец получилось! Он стал невидим. Впереди  чисто, пусто, прохладно. И вдруг – сияние!
– Что? Навязчивая идея отраженным светом ослепила? Или повезло с зеркалом, – оказалось волшебным?
– Какая разница!
Глядя друг в друга они принимали и отражали один и тот же лучик света. Тихо и чисто. Светло и прохладно.
Теперь творец (уже почти не Леонид Ф.) мог хоть кого-то не бояться. В конкретном случае – себя. Со временем он научился не отражаться на любой поверхности.
– А толку?
– Да-а... знали бы вы, как приятно: смотреть куда угодно без боязни наткнуться на себя!
Освобожденный взгляд творца теперь выдерживал любые взгляды. И отношение людей к нему переменилось. До этого жена, соперничать с которой приходилось по любому пустяку, старалась быть похожей на него. Хотела доказать, что все равны, и, может быть, она еще равнее... Чуть что, она, забыв о красоте, гримасничала, дула губы, щурилась от злости и постоянно оставалась с носом. Смотреть было противно. И Леонид Ф. ее уже давно в упор не замечал...
– Это ж надо! А раньше как любил!
– Так именно за это! За то, что обманула все его надежды.
Теперь творец и на нее смотрел освобожденным взглядом. Он разрешал ей жить. И хоть они уже не спорили по пустякам, жена притихла. Боялась поднять глаза. Сияние отпугивало...
– Бедняжка!
– ...думала, что он опасно заболел.
Потом, когда заметила, что это не проходит, решила, что больна сама. И вправду чуть не заболела, когда увидела однажды под кроватью свои ноги – красивые, в натянутых чулочках – к каким привыкла. Схватила. Хотела приложить на место... а там другие – не Её!
Она заплакала, сняла рубашку и побежала к зеркалу топиться.
Творец смотрел в окно и думал о природе. Закрытые от глаз земля и небо соединялись в нем в плохое настроенье. Он стал чесаться, глядя на асфальт, цемент, бетон, бумагу, битое стекло и ржавое железо. Сновали люди, серые как вши. Все было обесцвечено раствором вредных газов, из которых состояло небо. Людское небо – самолетное пространство. Без птиц и бога. Распроданный эфир, где воздух заменен словами.
 Творец смотрел в окно и сомневался в смысле жизни. Наружу он мог выйти – выпить кофе. Другой причины не было. Наружный мир и он друг в друге не нуждались. Места давно все были заняты своими. Еда распределялась только между ними. Свои имели свой язык, свою культуру, свою структуру и свою номенклатуру. Им было хорошо. И жили они как люди. Были такие упитанные, ухоженные, породистые, как от одной мамы, невзирая на многонациональность. А Леонид Ф. и хотел бы, да не мог скрыть...
– что он еврей...
– ...не мог скрыть даже под должностью свою истинную натуру, потому что по происхождению он был древний грек, в отличие от родителей – украинцев.
– Ах, вот оно что! Грек... Так их же под Бессарабкой навалом. Шел бы к своим – вместе сапоги людям чистить!
   
Творец смотрел в окно. Думайте, что хотите!.. Жена захлебывалась в зеркале. Конечно, жалко. Жена ведь тоже человек! Но он бессилен ей помочь. Хотя, как человек гуманный, мог соврать. Сказать, как прежде, мол, погода виновата!.. Виновато солнце, что не светит... Бог, у которого нет сил помочь. Или родители! Могли бы дать им денег. Соседи... просто люди! Правительство... а! что там говорить!
Виновны все. Он засмеялся. Как просто! Все виноваты. Ну и что?.. Он стиснул зубы, чтоб не закричать:
– Уби-и-ить!.. всех. Все уничтожить! Пора кончать... с собой. Пусть лучше этот наглый таракан живет. Ведь, правда, прав у него больше?!
И таракан ушел к семье, довольный жизнью. А у Леонида Ф. в глазах остался черный след. Испачканный, испуганный творец зажмурился. Накликал, не подумав, смерть. Вот и пришла. Бежать?.. Куда? Ведь запах гари, треск поленьев, вой фурий шли уже наружу. Вместе с ней.
И вдруг – так захотелось жить! Он засмеялся. В окно светило солнце. С балкона помахал крылом знакомый ангел. Творец пошел к нему подсыпать крошек. Хоть и хотелось, но руками трогать побоялся. Тот поклевал и улетел в себя. И тут же, на балконе, Леня Ф., сгоревший только что дотла, из пепла возродился. Стал золотым, блестящим, добрым и веселым...
– Везет! С таким – любая бы пошла!
– Любая не любая, а жену он успокоил.
Сказал ей, что он – бог. А значит, и она богиня.
Венера вышла из зеркальной глади такой красавицей, что хоть прошло уже две тыщи лет, а у нее и по сей день все хорошо: и спереди, и сзади.

В залитой солнцем комнате, в волнах лазурного ковра бог золотой и белая богиня, пройдя от «а» до «я», слагали азбуку любви. В словах истории, рассказанной движениями тел, таился смысл, понять который мог лишь посторонний. И более того! Лишь для него, не ведая об этом, боги и старались.
Под потолком на белом абажуре висел пустой костюм, раскачиваясь в такт движениям нагого золотого тела. Растрепанная, сизая, как спелый баклажан, живая голова, принадлежащая костюму, смотрела вниз.
– Фу! Гадость!
– Ну, гадость. А что делать? Ведь он привык не доверять себе, богам и даже людям.
Вот и сейчас! Глаза богинины открыты, а в них лишь чистота. А где же райское блаженство? Где буря чувств, сметающая на своем пути преграды?.. Прислушиваясь к вялой пустоте костюма, он им не верил. Уж и не рад был, что залетел так высоко – вознесся над богами! Им в куче хорошо и на полу. И никого они не ищут взглядом. А он опять под ними, хоть и сверху!.. И посторонний,  от одиночества и зависти взбесившись, стал богохульствовать, употребляя мат.
Он начал тяжелеть, сорвался с абажура, упал на них и, как стервятник, стал клевать добычу. Жена потрепыхалась и затихла. А вечно юный Аполлон, сверкая наготой, скакнул в окошко. Прямо сквозь стекло. И спрятался, как солнца луч, в (случайно ль?) подлетевшей тучке.
Придя в себя, творец немедленно заснул. Когда он захрапел, убитая жена, постанывая, стала возрождаться к жизни. Возможно, к какой-то новой, неземной... Как жертва прямо с алтаря идет на небо, так и она с улыбкой отрешенной, в ночной сорочке, словно в  подвенечном платье, была унесена потоком воздуха в распахнутую дверь. Жену как сдуло. Дверь сама закрылась. И тишина пуховым одеялом укрыла неподвижного творца.

Какие линии и краски! Какое дивное тепло струилось от замученной жены, пока он спал и подчинялся ритму волн. Он спал и плыл меж безднами. Плыл без усилий на грани сна и яви, словно по теченью. Попал в струю...
– Короче, Склифосовский!
– Тсс! Тихо. Не спугни...
Впервые, кажется, ему так в жизни повезло. Его несло, само несло его теченье жизни. И именно такой, как он мечтал, пожалуй, с детства.
– Ха! Представляю! О чем мечтает голодный нищий?.. Он вдруг разбогател – поел... и все такое, как в плохом кино!    
– Ты сердишься, Юпитер, – значит, ты не прав.
Творец – другой породы. Таким, как он, все достается сразу. Лишь стоит захотеть, и нате – получите! Пока он спал, судьба распорядилась. И вот уже к нему спешит удача – капризнейшая из богинь! Попробуй поимей такую при жене!
Пока судьба распоряжалась, он спал. И вдруг – звонок. Звонили из Америки. По делу.
– Але! Такой-то?.. Вы хорошо нас слышите?.. Але! Вы слышите? Вы – гений!.. Что?.. что? Пожалуйста, по буквам... И сами знаете? Ха-ха! Шутник... А то, что вы  миллионер, не знали? То-то. Что?.. пожалуйста, по буквам... Что? Простите, сэр!.. Конечно, сэр!.. Сию минуту вылетаем в СССР!
Триумф! Ура! Ведь этих слов он ждал всю жизнь!.. Творец напрягся. Вдруг подвох?.. Прослушав разговор, записанный на пленку, он убедился, что обманут. Мелодию его любимых слов тот гад исполнил без души, наигранно, фальшиво. О!.. Подлые душонки!.. Над чем смеетесь?!! Да мне на вас плевать... А вот вам!..
Творец надел трусы, зажег свечу и с громкою молитвой обошел квартиру. Во все углы, где притаились черти, тыкал дули. Не помогло. Как только в животе пробило полдень, – ведь он с утра не ел, – в дверь постучали. Тяжелым  чем-то. Двенадцать раз. Он быстро спрятался под одеяло. Нет никого! Чего стучать?..
Он был один в квартире – ведь жена пропала! И страшно испугался, услышав, как кто-то дверь открыл, впустил кого-то и будто бы опять закрыл...
– Пожалуйста, без мистики. Кто мог открыть, коль он один?
– Какая мистика! Судьба открыла. Попугать.
А он опять надел трусы, схватил кухонный нож, сел на любимого конька и, яростно кипя отвагой, приник к дверной щели.
– И что же там герой увидел?
– Увидел пустоту.
– Не понял. Пустоту увидел... в смысле?..
– Да очень просто!
Ведь дом принадлежал советской власти. Как изнутри, так и снаружи. А Леонид Ф. – кто по документам? С тех пор, как стал творцом, – никто. А-а! Так себе – короткий звук! Разнюханный соседями нечистый дух... Пока он там творил черт знает что, всех выселили.  Дом пошел на слом.
Как раз в тот день дом начали ломать. Военные, милиция, цк и кгб роились в пустоте, беззвучно объедая стены. Пол провалился, на потолке зияли дыры. В углу два рослых кагэбиста поспешно доедали шкаф с одеждой.
Творцу бы спрятаться опять под одеяло – кто знает, может, пронесет!.. А он стоит и смотрит, как холеные цековцы жгут книги, рвут картины, бьют молотком рояль, гноят по всей стране пшеницу, рожь, скотину... в очередях рассказывают, что цековцы живьем едят людей, пьют кровь... ну, просто – страх господний!
Творец подсматривал, как рушат мир, сквозь щелку.
– Вот обыватель! Гад!
– Сиди спокойно! Чего ты размахался?
Ведь он не убежал, не спрятался под одеялом... Не попросил убежища за рубежом! Тут  в чем проблема... Бог есть?
– Есть Бог.
– Как Бог на это смотрит? Что ж не вмешается? Не проявит себя?
Смотреть творец был вынужден самой своей природой. Его глаза все отражали. В них сфокусировалась та энергия распада, которая шла от военных, милиции, цк и кгб. И, отраженная от глаз творца, она самих их уничтожила дотла. Весь аппарат был выжжен за минуту. Погибло, правда, все живое. Но стоит ли жалеть?.. Ведь вместе с населением исчезла и зараза коммунизма! Остался запах гари, обломки аппарата да ядерных грибочков урожай обильный. Их Бог, посыпав крупной солью, заначил на зиму. Да после и наелся впрок. И на здоровье!

Творец витал над облаками. Он вылетел из дома вместе с дверью. Она ему была то вместо крыши, то плот, то парус... В небе штормовом она была его единственным крылом. Творец с ней чувствовал себя свободной птицей. И дерзко нарушая все границы, стал вместе с солнцем обходить по кругу шар земной.

– Ну-у, бред! Всех уничтожил, сам спасся и восходит вместе с солнцем... Брехня. Такого быть не может. Пока мы живы...
– О! Если бы мы были живы!
Ведь нас давно в помине нет. А он восходит и заходит, без устали крылом махая... Глядит сквозь облака на землю и ждет, когда его родители родятся, взрастут, поженятся и станут ждать его.
– А я, чем хуже? Я тоже так хочу – опять родиться!
– И я хочу. Да нам не по карману. Чтоб заново родиться, пришлось бы умереть.
– А так, что ль, не придется?
– Само собой. Да срок-то неизвестен! А значит, есть надежда стать бессмертным. С надеждой легче плохо жить. Сейчас, пусть, так себе. Зато потом – все сразу!
– Ну, знаешь, если у людей отнять надежду...
– Конечно, грех. Да и невыгодно властям. За то, что подают надежду, народ им платит верой и любовью. Кто ж даром жизнь отдаст!
– О чем ты говоришь, мыслитель? Ты что? С луны свалился? Вот, нету власти – нет и колбасы. Тебе, допустим, все равно. А чем детей кормить – подскажешь?..
– Чем хочешь. Твое дело. Раз власть над колбасой (то бишь над свиньями) в руках верховной власти, то ты (как впрочем все негреки) – безмозглый скот. Сиди и жди подачки.
– Ого, какой ты грозный! Ты часом сам не рвешься к власти?
– Да. Рвусь. Из кожи лезу вон – хочу владеть собой.
– Сейчас посмотрим, чем ты там владеешь... Ребята! Бей его! Он против власти! Против колбасы!.. На! Получай!.. Держите крепче грека! Еще разок... Отлично! А теперь скажи мне... Вы что, граждане? Хватит. Зачем же до смерти? Он пошутил. Милиция!!! Меня – за что?..













ГЛАВА 2

Варвара хоть на день решила стать свободной.
И стала.
Вопрос: а как ей это удалось?
Ответ: она пропала.
А без Варвары неудачный брак и неудобный мир лишились смысла и исчезли. Она впервые обрела покой – как будто после продолжительной болезни.
Варвара шла своей дорогой. Сначала путь был прежний. Минуя лужи, памятники, магазины и углы... Вниз-вверх по лестнице... Открыть-закрыть все двери... На мир и волю посмотреть из окон свысока. Как тянет прыгнуть вниз! Туда, где белые ягнята и розовые голенькие дети, играя, не изомнут зеленый бархат. Ах! К ним нельзя – она не голубь. Она должна идти своей дорогой.
Минуя лужи, памятники, магазины и углы и, по привычке, их не замечая, она на ровном месте стала спотыкаться. Вдруг позабыла, двигаясь по кругу, откуда вышла и куда идет? С любого места начинался новый путь и там же мог заканчиваться тот, что пройден. Ей стало скучно. Некуда спешить!
Она остановилась и, стоя на одной ноге, решила осмотреться прежде, чем опустить другую. Стояла без особого труда – раскованно, как наблюдатель. И мимо стали пролетать дома и люди, машины и собаки, земля и небо... О Создатель! Мир вертится, как карусель!
Столбы и рельсы бегут со стуком впереди трамвая... Быстрее, чем земля, вращаются деревья и дома... Шоферы вылетают из машин... А цены все растут! Уже и стариков жизнь заставляет заниматься бегом... Зима настолько обогнала лето, что первые цветы покрыла первым снегом...
Жизнь развертелась, словно карусель! Подробности слились в одно пятно. Жизнь стала твердым угрожающим предметом. Варвара испугалась и, отступая, обратилась за советом к посланцу-иностранцу.
– Какое нынче время? – спросила наблюдателя Варвара.
– Прррошедшее! – прокаркал тот. Хватил стопарик вместо гонорара и, предоставив всех своей судьбе, свалил в Америку – к себе.
– Прррошедшее! – деля добычу, каркали. – Все в прошлом! Гипперр!.. гипперр!.. зипперр!.. инфляция!
Варвара вздрогнула. В ушах шипел эфир:
– Боииишшшьс-с-ся?.. Нет? А зря. Сама подумай! Ведь ты внутри больного государства. Со всех сторон – со всех сторон! – зараженное вирусом пространство... Что, правда, страшшшно? Не хооочешшшь умирать?.. Смеется! Ии-и, глупая... Не стоит принимать болезнь за признак жизни!
– Тирлим-бом-бом! Вам говорило радио «Свобода»!

...больное государство в этот миг сходило под себя. На улицу, лишив работы и жилья, Варвару вытолкнуло, как из заднего прохода...
Конечно, «вылететь на улицу» – всего лишь образ. Печальный образ жизни тех, кого столкнули с лестницы на землю. Как правило, живущие на улице дичают, теряют лишний вес, покой и лоск, но не скучают.
Отряхиваясь от налипшего дерьма, Варвара вылизала шерсть до блеска. Зевнула. Потянулась. Гибко перекатываясь, как волна, спина прогнулась. Хвост щелкнул, словно бич. И солнце село. Пружиня лапами, она сперва несмело заглянула в пропасть. На дне ревел поток. Какие-то кусты и чахлые деревья росли из камня.
В сетях теней таилася добыча. Варвара чуяла ее ноздрями. Принюхиваясь, оценила путь и точными бесшумными прыжками скатилась вниз.
Решительность – вот нужная приправа к пресной жизни. Как возбуждает аппетит! Как кровь кипит!..
Преклонная хлебала воду чья-то тень. Взревев, Варвара прыгнула. Удар был страшен. Под тенью оказался пень.
И тут же на нее набросились шакалы. С глумливым тявканьем свое привычно делать стали. Рыча от боли и стыда, едва отбилась, еле ноги унесла...
Обида, боль и страх – какая жгучая отрава! Кто сыплет соль на раны? Чьи уши слышат только крик? Кто следит, чтоб человечьи слезы, конвульсии, проклятья и угрозы летели в пустоту, не достигая дна!
Дверь, скрипнув, приоткрылась. Творец прислушался... Опять Варваре плохо? Ну и характер!.. Сама же захотела на свободу! Пожалуйста... – одна!
– Что ищет эта женщина? По-моему, она сама не знает, что ей нужно.
– Ей, как и всем, нужны еда, жилье, любовь, покой...
– Всего-то! Пусть ищет побыстрей себе мужчину.
– Такого, чтобы даром дал?
– Конечно!
Хоть и не видно рядом никого, Варвара мигом встряла в разговор:
– Уж как-нибудь сама! Благодарю сердечно...
Советчики притихли. Но Варвара, радуясь, что все же не одна, обследовав кусты, додумалась, где прячутся ее друзья... Поспешно опустила веки. Ресницы склеились. Два темных силуэта, пульсируя, приблизились. Мужчины. В масках. Отец и сын?.. а может, муж и брат?.. Чужие?.. Впрочем, хода нет назад. Робела, но, набравшись духа, наконец, спросила:
– Зачем меня оставили? Ведь я же – плоть от плоти!..
Фигуры, задрожав, растаяли.
Руками, чуть не выдавив глаза, пыталась удержать виновных. Ушли... Варвара закричала. Ей гулким диким смехом эхо отвечало.
Так кто же сделал так, чтоб жизнь летела в пустоту, не достигая дна!
– Подумаешь, трагедия! – творец захлопнул дверь и с интересом стал наблюдать за Солнцем. – Какой протуберанец!
Так чья вина? Кто женщине (все отобрав) дает свободу?
Ответа нет. Хотя... быть может, это те, кто помогает слабым умирать? Они же издают законы, которые им позволяют выбирать из остальных – жизнеспособных – для личных нужд лишь то, что нужно!
– А как назвать их – звери, люди, боги?
– Варвара! Где Варвара?
Вдоль дороги краснели маки. Приятно грело солнце. Свежая трава, по-детски путая слова, играла с бабочками. Бежала меж полей дорога в голубую даль. Несла Варвару. Прочь! Прошлого не жаль!..
Она была нагая. Лаской и теплом природа изменила тело. Легка, как бабочка. Прозрачна, как вода. Стройна, как стебелек... Глаза смотрели смело. Вперед! Вперед!..
Ну кто тут разберет, чего творцу приспичило? Казалось бы, ему теперь – какое дело?
Варварой любовался мир. Из окон и витрин, сквозь объективы фото-телекамер, на экране и во сне – за ней следили все.
Под звуки музыки (Рахманинов. Концерт с-moll, 2-я часть) дорога привела к реке. Невдалеке, на левом берегу паслись коровы. А круторогий бык – атласношкурый, незапятнано-здоровый – застыл, как монумент, средь волооких жен. Под бубенцовый перезвон с виолончелями соперничали мухи. Навозные, цветочные и травяные духи витали в воздухе. На правой стороне, склонясь к реке, собою любовалась ива. В тени под ней дремал могучий лев. А над землей лениво возносилось небо, разинув раскаленный зев.
Пора и отдохнуть! Нагая дева легла на воду, как на покрывало, укрылась тенью от парящего орла и незаметно задремала. (Звучат «Сирены» Дебюсси и «Лорелея» Листа, опус номер триста.)
До дна освещена прозрачная и тихая вода. Уснули музыканты. Тишина. Мир и покой. Все части склеил сон.
Но зло не дремлет! Вон!.. глядите... зашевелилась донная трава... и чья-то омерзительная голова – с зубастым рылом и змеиными ноздрями – горящими от злобы красными глазами впилась Варваре в спину!  Какое-то отродье, стянув у дьявола личину, готовится к прыжку... Толчок!.. – и вот  оно уже у цели. Обняв Варвару лапами, уходит вглубь!!!
– Где валидол?!!
Творец и телезрители и охнуть не успели. Бык – прямо с пастбища. Лев  из кустов. Орел, как камень, с неба. Столкнулись... Зарычали!.. Заревели!.. вцепились в чудище...
– Отлично! Завязался настоящий бой.
Дрались в воде. Река, как перепуганная тетка, руками била по бокам. Своим врагам бросалась под ноги. Вливая воду в раны, пыталась остудить... Чтоб побыстрее победить, лев рвал быка. Орел долбил дракона. Бык, засадив рога по рукоять орлу под хвост, тряс головой, роняя перья... В поту, в крови, от ненавистной близости зверея, они рычали и сопели до оргазма.
А телезрители, все разом, лицом не дрогнув, напрягали мышцы живота. Любовь и кровь! Кровь и любовь! Как хорошо...
Хоть телезрители – не звери, но оказалось, что и у них кровь – та! Бой разгорался. Закипали страсти. Соперники равны! Кто победит?.. На спор!
Объявлена всеобщая игра.
– Вот это разговор! У каждого есть шанс. Лишь угадай!
– Ну, дай им Боже! Дай!
– А что с Варварой? Про нее забыли?..
Потом, потом... Найдем!.. Соперники равны! И чем ужасней раны, тем выше ставки. Все хотят разбогатеть! Чем больше льется крови, тем приятнее хотеть быть Львом! Орлом! Быком!.. или Драконом! Уже в ходу (дизайнеры не спят!) эмблемы и значки. Надев очки, в экраны (там, где раны) засовывают пальцы ветераны. Им ведомы стратегия и тактика борьбы!.. Гадают на кофейной гуще девы. Им деньги не нужны. Им важно выйти на экран. Ведь та, что угадает, – сразу станет королевой! Пока соперники равны. Идет борьба за лидерство среди Быков, Орлов, Львов и Драконов.
– Побьем своих, возьмемся за врагов?
– А как иначе можно воспитать Орлов и прочих тварей для защиты наших интересов? Во имя мира и прогресса! Во имя жизни на земле!
– Аминь.
Творец почувствовал, что приближается конец уютной пустоте. Борцы за мир борьбой за мир приобретали право жить на высоте. Идея возносила. Она им придавала силы.
– Постой! Мир, Жизнь, Прогресс... Святые имена! А чьи? Какого божества? Чье это воплощенье не тревожит, что именем Его – его же – может стереть с лица земли любой?..
– Как это! Как?
Заставят сердце биться в лад ритмичные, как барабанный бой, призывы. Коль не глухой – сам станешь в строй. Долой мещанские потуги и позывы! Тебя! (и пальцем прямо в рот) Обидели! Враги!.. Не надо только напрягать мозги... Сам понимаешь – не дурак! Скомандуют – сожми кулак!
Кровь! Кровь на всех! Мир тонет в океане крови... но, словно материк, по чьим-то неземным часам, выходит на поверхность в час отлива. С небес слетает белый голубь. Он держит в клюве веточку оливы. Как мир прекрасен! Расцветает жизнь... Она священна.  Кровь бережно хранят в сосудах, в венах... Культуры хрупкие, бесценные плоды вкушать душой и телом может каждый...
Эпоха. Возрождение. Страх позабыт. Светлеет разум... Открыв однажды, что π – constanta и с трех уходит в бесконечность, он догадался, что вместе с π приобретает Вечность... И гордый Разум начинает стимулировать Прогресс. Блестящий острый ум пронзает тело мира. Порез. Надрез. Дыра!..
Земля ведь для него – случайная квартира. Жизнь –древо. Рубит по корням.
И вот опять по чьим-то неземным часам грядет прилив. Кровь заливает мир. Хрипит под куполом небес эфир. Вершины затонувшей Атлантиды былой красой напоминают рай.
Мир – россыпь синих островов на красной карте мира.
Мир – твердь для отдыха уставших птичьих стай.
Песнь, отзвучав, затихла. Послышались хлопки. Свист, сразу еле слышный, стал нарастать и превратился в вой. Творец задумчиво кивнул разок, другой... Пора со сцены в тень. Не тут-то было! Не слушалась его родная дверь! Распахнутую дверь заело. Он оказался под прицелом. Циклопы не сводили глаз.
– Смотри... вон там – чернеет! Вон – рога!.. копыта!.. Дьявол!!! Стреляй!
– За что? Кто дал приказ?
И вот в руке осталась только ручка. С прощальным криком разлетелась в щепки дверь. Объект остался цел. Но от ударов раскачалось небо. Зеркальный купол треснул...
Творец шагнул в образовавшуюся щель.
Второе небо было тихо и пустынно – как сон измученной души, как ласковая смерть. Его туманная, все растворяющая твердь охотно приняла в себя творца. Спокойный обоюдный акт любви... когда б не дверь! Вернее, ручка от двери.
Рука осталась там, в щели. Свисала с неба, словно некий грозный знак. А сам творец, объятый тишиной, лежал и краем глаза наблюдал: как падают куски расплавленного неба, как размножаются железные циклопы и драконы. Стрельбу и взрывы, скрежет, вой и жалобные стоны он слушал краем уха и краем глаза наблюдал борьбу огня с огнем.
– Где б взять воды? Та-а-кой пожар!..
– Рука, зачем ты тянешь вниз? И тут неплохо проживем!
Но длинный нос сам по себе приник к щели. И пошлый, мутный, душный, как угар, поток земной любви – откуда не возьмись! – пронзает, словно ток, творца!
– Откуда и берется? Казалось бы, нет тела, нет души, а память остается!
Творец не выдержал, впустил. Поток земной любви прошел сквозь фильтр и стал потоком чистых слез.
Он – все! все! все! – простил.
Земной пожар небесными слезами погасил круговорот любви в природе. И вот что интересно! Из тех, кто выжил, трое утверждают, вроде дождь шел три года и три дня. И голос – чей-то Голос – все эти годы повторял сквозь шум дождя:
– О люди! О слепцы! Не тычьте пальцем в Небо. У вас там нет врагов. Бог, как его не назови, всего лишь только знак! Природа создала зеркальный свод небес для сохранения морали. Ведь вы и на земле живете не как люди! И едва ли, прорвавшись в космос, станете людьми...
Все боги, как их там не назови, всего лишь символы Любви.










ГЛАВА 3

– Внимание! Внимание!.. Игра закончена. Объявлена война!
– Как сообщают нам пророки, – пришел конец. Явился Сатана.
– По независящим от нас техническим причинам, трансляция окончена. Теперь смотрите в окна...
– Желающим принять участие в войне убытки возмещаются вдвойне. Спешите!.. Сатана любого может кокнуть!
Экран стал угасать. Эффектно-рваные фигуры героев дня – зверей, высасывая, поглотила муть. По эту сторону события о них немедленно забыли.
– Уж лучше бы добили! Вот и старайся быть примером для людей! Чуть отвернутся, чуть утратят интерес – и целый мир пропал...
Экран погас. Но заэкранный мир не знал, что обречен. Не знал, что отключили ток. Померкла слава. И ему пришел конец.
Война,  как утверждает Гераклит, всему отец!
А на войне – как на войне. Любой, кто не боится жить, герой! И все равно, как ни старайся быть самим собой, мы все – перчатка на чужой руке. Война – причина мира. А мир, накапливая жир, чтоб взять реванш, готовится к войне!
– Не продолжай! Мне страшно!.. страшно!.. Ну, разве стоит жизнь того, чтоб жить?
– По-моему, вполне.
Одно и то же – мысль и бытие. Так утверждает Парменид. И Гераклит твердит: одно и то же ночь и день. Рождение и смерть. Одно и то же старое и молодое. И мертвое – одно и то же, что живое!
– Спасибо. Вот утешил... Одно и то же!.. все равно!.. Не заговаривай мне зубы! Не Гераклит ли утверждал, что мертвое одно и то же, что дерьмо!
– Чудак! Ну, утверждал... На то и диалектика! Противоречия необъяснимы. И по сей день не найдены первопричины. Я для себя тут кое-что решил... но не сейчас! Об этом  после, когда нащупаю дорогу...
– Нащупаешь? Вот это да! Ну, щупай, щупай... Может, дойдешь до ручки так, понемногу!
– Хотелось бы, хоть до чего-нибудь дойти. Тогда бы можно было оглянуться и измерить. Проверить и поверить. А пока, одно лишь остается (советую прислушаться):
– Смотреть на все приятно и полезно свысока. А что не разглядишь – придумаешь.
К забытой Богом и людьми реке издалека вечерний ветерок, сперва, чуть слышный, а потом густой и злой, стал приносить испуганные птичьи стаи. Душа бесчувственной Варвары нуждалась в тишине, а ей назло звенел, хрустел и осыпался воздух, как толченое стекло. Уйти бы, спрятаться! Душа дрожала в предвкушении беды. Ой, мама! Это – ...что?!!
Живучий плод дремучего поверья – химера выкатилась из воды и, оставляя на песке химерные следы (когтей, копыт, тяжелого хвоста) и птичьи перья, укрылась под растрепанною ивой.
Чреватые грозой брели по небу череда за чередой разбухшие коровьи туши. Сердитый ветер, как пастух, подбадривал кнутом неторопливых. Срываясь вниз, сбиваясь в кучи, неповоротливые грозовые тучи помчались табуном, не знающим узды. Сверкнуло тут и там. И рассс-ко-ло-лось небо! С ужасным грохотом скакали всадники грозы.
Прошла гроза. Зеленые глаза роняют с уголков последние серебряные слезы. И в наступившей тишине на темном небе начинают раскрываться звезды. Волшебный аромат французских дорогих духов наполнил чашечки ночных цветов. Клод Дебюсси играет на рояле «Лунный свет» – миг полной тишины... Притихший мир готов к приходу сна.
Прозрачную в прозрачной колыбели качает возле берега волна. На черном зеркале воды – дорожка на Луну. Невидимый идет по ней. Смотрите – вон его следы... Чшш... Слышите?.. На дне во сне тихонько плачет старый сом. Ему опять приснилось, что он – птица. Летит. Все ближе звезды. Вот – граница неба и воды. Еще чуть-чуть...
– Стой! – говорят. – Куды?!
Тяжелый всплеск. И чей-то тихий смех. Покуда оседала муть, бескрылый сом крестился: «Чур! Чур меня!.. Об этом и подумать грех!»
Дрожали на поверхности воды невидимого легкие следы. Спала прозрачная. Ей снился сон. Во сне на дне тихонько плакал старый сом.
К утру похолодало. По речке молоком поплыл туман. Ночной обман (невидимость, прозрачность) обернулся в человечью кожу. Промерзнув до костей, Варвара поняла, что жизнь дороже. На берег! Прочь из ледяной воды!.. Тону! Спасите! Лю-уди!..
Кусты зашевелились, и оттуда что-то с треском покатилось вниз. Химера, видно, толком не проснулась. Оторопев на миг, Варвара чуть не захлебнулась. Каким-то чудом избежав беды, она, как пробка, выскочила из воды. Вскарабкалась на берег и, не оглядываясь, побежала прочь. Сопя и топая, химера бросилась за ней.
– Проголодалась или так... – помочь?
Нет сил. Да и куда бежать? Страх – позади, страх –  впереди. Кошмар со всех сторон. Да разве это жизнь?
– А что ж еще?
– Не знаю. Реальность, говорят...
– Какая разница?
– Большая. Жизнь – поиск новых форм и слов во славу света. Реальность – коллективный беспробудный сон.
Варвара нюхала цветок. Ромашку, кажется... Сгустившийся из голубого воздуха платок окутал обнаженную  фигуру. Химера, проскочив вперед, притормозила. Взметнула землю, развернулась и бросилась, не разобравшись сдуру, заигрывать с Варварой. Та, не считая себя парой клубку голов, хвостов и лап, пожав плечами отвернулась и не спеша пошла назад.  Ублюдок – смесь былых красавцев и героев – жалобно завыл. Как будто только что родился! Не знал или забыл, какие силы и какие образцовые тела сцепились в нем. Он, глупый, думал, что его Варвара родила!
– Дубль № 86! Мотор!
Мир, набирая скорость, завертелся, сматываясь по спирали в точку. Варварин темно-серый силуэт на светло-сером фоне. Неподвижен. Раскрытая ладонь подведена, подчеркивает семя. Почку. Попытку развернуться. Необходимость расцвести.
Начало всех начал, отсутствие всего – Ноль принялся расти.
Вот в центре мира, словно белый гриб на толстой ножке, вырос дом. Уютный, круглый и просторный. С горшком герани на окошке. Как раз такой, чтоб можно было жить вдвоем!
С химерой зажила на славу жизнелюбивая Варвара, тая испуг. Ее из четырех зверей составленный супруг послушен был и тих. И никого вокруг!.. Казалось, новый мир был создан для двоих.
Ритм новый, музыка другая – и старые слова звучат иначе.
– Какая у нее теперь задача?
– Поддерживать уют.
Допустим: жизнь – это следствие избытка. Отбросим несущественное и получим культ.
В избытке прошлое. Болит? Нет, кажется, отмучилось. Одни могилы и кресты. Во имя красоты на них – цветы, цветы, цветы. Во имя справедливости для умерших еда. Да-да! Отличная еда. Еще стихи, картины, золото, хрусталь. Рояль вызванивает трель. Май! Зелень! Солнце!
Отключен телефон. И наглухо закрыта дверь.
– Кошмар! Наедине с чудовищем!.. А может быть, она... того, свихнулась?.. или косит?
– Да нет же! Любит! Прямо обожает ДэЭлБО. Балует, только на руках не носит!
Известно, что общенье с безднами людей возносит. Культ жизни после смерти предполагает сложный ритуал. Чудовище считается священным и прекрасным. Оно возводится на пьедестал. Дракон, Лев, Бык, Орел в одной особе – это вам не шутка. Это – ДэЭлБО. Варвара чувствует (а может быть, и знает), что ей чертовски повезло.
Зло в чистом виде порождает чистое Добро.
– Бедняга ДэЭлБО!..
На фоне абсолютной черноты она – бела. Светла!.. Нежна!..
– Какой ценой?
– Да не цена важна!
Их жизнь – сама гармония. Допустим, лишь на миг, что ангел дружит с чертом...
– Да, ничего не скажешь – повезло обоим! Но чтобы не сожрать друг друга подчистую, им нужен кто-то третий – может, человек?
– Зачем?
– Чтоб было с кем играть. Ах, люди так доверчивы! Их можно совращать и защищать, ломать и украшать. Ведь символы живут за счет людей...
– Эй! Тут ты ошибаешься! За счет людей и символов живут политики. Недолго, правда, так как символы бессмертны только в парах. И если торговать одним добром, то зла потом не оберешься. Бывало, помню, утречком проснешься под гордый гимн на нарах и знаешь,  бояться нечего – все под охраной. Граница на замке. И ты – такой же, как и все – свободный, равный и родной. По радио с утра поют, и ты с утра – в запой!
– Да, было время! Берегло правительство покой невинных душ и тел. Что хочешь – нары, водка – все было под рукой. Все было и прошло. Теперь, вот,  даже до тебя дошло, что если голова пуста, то пусто и в карманах. Да, жизнь теперь пошла собачья. Без идеи!.. Зато в романах и в кино все хорошо по-прежнему. Там все, как у людей. Читаешь, смотришь, думаешь... и что же? Пока в словах – ну, вроде человек! Посмотришь в зеркало – пустое место...      
Но все же! Раз есть о чем поговорить, то оппонент всегда найдется. Вот, в данном случае, придется вернуться к обсуждению Варвары. Права, мол, или нет, что стала парой какой-то там химере – ДэЭлБО.
– А! Все понятно. Это месть творцу! За то, что абстрагировался до предела. Стал недоступен даже ей.
– Ну, думаю, творца такая месть не очень-то задела. Он занят делом. При чем тут женщины? Он должен все понять, чтоб целым миром управлять. Ведь, стоя на земле, все не охватишь взглядом. Все видит только небо...
– Вот то-то и оно! Земля и небо – тоже пара. Они с рожденья заодно. А их творец, бедняга, одинок! Вот тех, двоих, чутье не подвело – они друг другу не были опасны. Нормально, если ангел дружит с чертом. Ведь это только люди продают людей и в розницу, и оптом!
– Что?.. ангел оптом? Черт!.. Прости, я что-то не расслышал – задремал. По-моему, ты снова ноту не по росту взял. Опять визжишь... Я думаю... Постой! Что это? Слышишь?.. Кто так страшно воет?
– Это ветер. Разбил окно... Держись! За поручень!! Мост!!! Слышишь... мост! не сорвется?!! О Господи! темно-то как!.. Сдается мне, внизу живое что-то
бьется!      
– Там море. Горами поднимаясь к небу, на волю рвется – скалы силится снести...
– А кто поет так жутко?.. Ой! Да это ж я!.. О, горе!! Горе! Назад дороги нет! Да и вперед мне некуда
идти!..  
– Давай без паники! Ведь кто-то ж соразмерил космос и бутон, которому пришла пора цвести?
Кто хаосу дарует лад и ритм, смягчает боль и лечит наши раны?
Кому послушны дети, боги и тираны?
Кто бьется из последних сил, чтоб нить не порвалась, ведущая из ниоткуда в никуда?
Кто отвечает перед всеми и за все?..
– А! Понимаю... Это – Женщина! Земля!
Как оглушает после бури тишина! Творец пошарил в небе и нашел оборванный конец. Наладил связь и даже вспомнил код. Набрал... И вот он ждет. Гудки, гудки... Он начинает волноваться. Вагон уже потряхивает – поезд набирает ход. Кровь бьет в виски. Пульс, как морской прибой. Гудок... хочу домой... гудок... домой...
гудок... Ой!.. Ой-ой-ой!..
Раскрыв пустые руки, проваливаясь в пустоту, он падал вниз из будущего в прошлое. Жизнь, встретившись с ним по дороге, вкратце рассказала, кем он был, всплакнула и прошла. А он летел, летел к Земле – тяжелый и неожиданно большой. Его затягивала сладкая, как майский мед, сияющая глубина, где наконец соединились в целое – он и Она.

Part  1

The creator had no other reason for creating the world except love. It was love that prompted the way of multiplying in loneliness. And before undertaking this unbearable labour he – reflected many times over in mirrors, in strangers’ eyes and documents – was not able for long to understand: for whom he has been being taken?
«And so...?»
«Although not at once, of course, he did guess!»       And, trying not to bother his wife and other folks, Lionia F. (hereafter called «the Creator») started to covertly build his personal world.
Of course, he started from himself. As soon as the door was shut after his wife, he went to the mirror. From aside his look seemed unexpectedly hard. At first the cautious Lionia F. smiled, just in case. And stepped back. He was afraid that his wife would find him there. But once he tarded... And suddenly... from the mirror  towards him moved his cheeks – they became pumped and round, they crept over the eyes, they covered the eyes completely and unexpectedly, as if they were little balls, jumped at the sharp edges of the mouth-hop-hop-hop!
«Oh-ho! But by the looks of him he is quite sane.»
«That’s it! Quite sane as any other.»
Now Leonid F. understood that that was an irreversible process, and stared at the adversary with deep scientific interest. The adversary became nervous. With slanted almost blind eyes the mirror was following Leonid F. And he was not in a hurry... He was watching the way it wiggled in a cowardly way; it tried, it was afraid not to please him... What a mug! Such one will enrage anyone! Leonid F. restrained himself. In order not to reproach himself later for having been unfair, he gave it a chance... But whatever! The noblest movements of soul could not change its vulgarly aggressive expression. And Leonid F., boiling with anger, suddenly snarled at it. He howled, shrieked, – he tried to scare, scare. To hell with this! Although it was a nasty look, but his countenance looked much more natural: just as the countenance of that Tartar-Mongol whose semen was retaining its potency even after five hundred years.
But! Together with the conqueror’s blood he, by all appearances, inherited the soul of the conquered – full of  hate. It cleansed to white his skin, his hair and eyes – this caustic, as a whitener, hatred against barbarians who spoil the breed.
In fact, he based his hopes only on these outward signs of purity.
Of course, he should start from himself. Leonid F. was standing before the mirror – steady! steady! – and, having forgotten about time and howling with overstrain, he tried to erase with his glance his image off a mirror – like surface... There came a knock. The old woman was banging on the wall.  
«Again?»
«Again was banging on the wall.»
Persistently, as a miner would do. With a stick striking the head. Again, her bladder crept into the open door of the balcony. At once the free light of the Sun became dim, as well as the light for which one would pay, as for one’s own electricity bill. Urine flooded the entire house. The entire world. The old woman pissed on everybody. She was rotting alive, just in her room in a communal flat. Her daughter did not know what to do. She was afraid to visit her mother – because of her neighbours. Because of those whose rooms were on the right, on the left, above and under. She did not need her mother even when she was healthy. So what’s the use now? Hey? The daughter is aged herself, she has had an infarct. Her husband is an invalid after an apoplectic stroke. Her daughter’s daughter has private life problems. The only hope is for kind people, the neighbours. And how could they refuse to help? They would bring her some bread; they’d call the ambulance and break open the door in order to help...
The old woman does not want to die and therefore everybody hates her. She has neither patient sick-nurse, nor priest, nor doctor, nor grieving family. She neither has them, nor will have. Neither she, nor all the rest of old men and old women. They needn’t have. T’is usual here.
That is why, when the old woman hits him on the head with her stick, Leonid F. bears it patiently and thinks that her relatives would better be not so delicate but kill her with her stick and eat her.
With stiff upper lip, he was standing in front of the mirror and, forgetting and whining he was erasing the reflection with his glance.  At first, this was extremely hard, then it became easier and easier... and finally, success! He became invisible. In front of him – clear, empty, cool... And suddenly – shining!
«What? A fixed idea has blinded him with reflected light?... Or was he lucky with the mirror – it happened to be magic?»
«What’s the difference?»
Looking into each other, they accepted and reflected the same small ray of light. Calm and clean. Light and cool.
Now the creator (almost not Leonid F. anymore) could be not afraid of someone in the least. In this case – of himself. In time, he learned to not reflect from any surface.
«And what’s the use?»
«O-oh, if you could know how pleasant it’s for one to look anywhere without fear to bump into oneself!»
The liberated glance of the creator was able to bear any gazes now. And people’s attitudes to him have changed. At times before his wife with whom he had to quarrel about every trifle, was trying to be like him. She wanted to prove that they were equals and, maybe, that she was more equal... At every opportunity, forgetting to keep up her beauty, she made faces, pouted, narrowed her eyes with anger and every time got nothing. Repulsing sight. So for long Leonid F. was paying her a minimal attention...
«How strange it is! But in the times ago he loved her so!»
«And that’s the reason of such neglection! For deceiving all his feeling for attraction...»
Now the creator was looking even at her with free from bias look. He let her be alive. And although they were no longer quarrelling about trifles, his wife calmed down. She was afraid to raise her eyes. The shining was too bright to look at...
«Poor thing!»
«...thought he was dangerously ill.»
Then, when she noticed that this was not over, she thought  she’d fallen ill. And she nearly fell really ill when she once saw her legs under the bed – beautiful, in tight stockings – such as she was used to see. She grabbed them. She wanted to put them in their place... but there were other legs – not hers!
She wept, she put off her night-gown and ran to the mirror – to drown herself.
The creator was gazing out of the window and was thinking about nature. Hidden from his eyes, the ground and the sky were merging inside him creating a dismal mood. He started to scratch himself, looking at the asphalt, cement, concrete, paper, broken glass and rusty iron. Grey as lice, people were rushing to and fro. Everything was discoloured with a solution of noxious gases that composed the sky. The human sky is the space for planes without birds and God. Sold airspace where words substitute for air.
The creator was gazing out of the window and doubted the sense of life. He could go out – to drink some coffee. There was no other reason. The outside world and he did not need each other. All places were occupied by their people. All food was distributed among them only. Their people had their own language, their own culture, their own structure and their own nomenclature. They felt good. They lived as well-off people should live. They were so well fed, well-looked-after, well-bred, as if they were from one mum, in spite of different ethnicity. And Leonid F. would like to hide something but could not...
«that he is a Jew...»
«...could not even hide under his post his true nature because he was an ancient Greek by his origin, unlike his parents, Ukrainians.»
«So that is it! A Greek... There are heaps of them at Bessarabska Square. Let him go to his own people – to clean people’s shoes together!»
The creator was staring out of the window. Think whatever you want! His wife was choking in the mirror. Of course, it is a pity. The wife is human, too. Alas, he could not give her helping hand. Although, as a humane person, he could lie. Say as he did before – the weather was to blame. To blame the Sun for it refrained from shining. To blame the Lord who had refused to help. Or blame the parents. They could have given them some money... Or neighbours... Just people... The government... Oh, nothing can’t be said!
It’s everybody’s fault. He laughed. How simple! The fault is everybody’s. So what? He clenched his teeth to keep himself from crying out: «Ki-i-ill! Everybody. Destroy everything! It’s time to do away. With himself. Better let this arrogant cockroach live. It’s true that he is more entitled to be alive».
Content with life, cockroach hurried to his home, and only some black traces remained in Leonid F.’s eyes as a reminder of his call. The soiled creator screwed up his frightened eyes. He called for death without giving it a thought. And death has come. So what is to be done? To run? But where to? The smell of burn, the crack of burning logs, the furies’ howls were coming out. Along with death.
And suddenly – a strongest thirst for life! He laughed. The sun was shining in the window. The angel, his good friend, waved from the balcony his wing. The creator went to him to give some breadcrumbs. To touch him with his hands he did not dare. The angel pecked some crumbs and flew into himself. And on the spot, on balcony, Lionia F., who just has burnt himself to nil, sprang up from ashes. So merry he became with body made of gold...
«He’s lucky Jack! With such a man would go any woman!»
«Important thing – his wife he filled with joy.»
He told her he’s God. That meant she was a goddess.
And Venus came from surface of the mirror in beauty which surely could anybody blind. Though born score centuries ago, she is all right today: both from the front and from behind.
In sunlit room, on waves of the azure rug, the golden god and goddess white, tracked the road from «a» to «z», composing the alphabet of love. In words of history, retold by bodies’ movements, a sense was hidden understood only by stranger. And more than that! Without knowing it, the gods tried out only for that person.
Under ceiling, on white lampshade an empty suit was hanging.  It moved to rhythm of motions of naked golden body. Dishevelled, bluish as an aubergine, a living head belonging to the suit was staring at gods.
«Phooey! Dreadful thing!»
«Well, it’s dreadful thing. But what is to be done? He does not trust himself, the gods and even people.»
And here is example! The goddess’ eyes are open, and nothing we can see but purity in them. And where is the bliss of paradise? And no storm of feelings which sweeps away all obstacles? Feeling the listless emptiness of suit, he did not believe them. He was not happy to have been placed so high – he had risen above the gods! They are all right when lying in a heap on carpet on the floor. And their eyes are not just trying to see some stranger. And he again is under them, though in fact he is above. And the stranger, enraged with loneliness and envy, started to blaspheme. Obscenities he used and let them forth in stream.
He gained more weight, he dropped from the lampshade, he fell on them and, as a scavenger, he started pecking at the prey. His wife was quivering with emotions and made some motions, but then lay still. And the eternally young Apollo, glistening with his nakedness, jumped out of the window. Right through the pane. And hid, as a sunbeam – was it a chance? – in a cloud that just was flying by.
Creator was coming to his senses, when having come he fell asleep at once. And when he started snorring, his murdered wife, in moans, began to rise to life. Perhaps, to some new life, not earthly life... As the offer just goes from the altar to the heaven, she, with a relinquished smile, in her night-gown, as in a white bride’s dress, was taken by the stream of air through the open door. The wife was gone as if with whiff of wind. The door was closed by itself. And silence covered sleeping man as softly as a duvet.
What lines and colours! What warmth was emanating from his wife while he was sleeping and subdued to rhythm of waves. He slept and swam between abysses. He swam with no effort at the edge of dream and earthly life, as if in flow. He had flown into a stream...
«Cut it short, Sklifosovsky!»
«Pss! Hush. Don’t scare off...»
He seemed to be so lucky the first time in life. He was carried by stream of life itself. Just sort of life he has been dreaming of since childhood, one would say.
«Ho! I can imagine! What would a hungry beggar dream of? Suddenly he made a fortune – he had some chow... and all this stuff, as in bad movie.»
«You’re angry, Jove, – this means that you are wrong.»
But he belongs to braver breed. His likes get everything at once. Just want it – and you get it! While sleeping he was cared for by fate. And so the luck is hurrying to him – the most whimsical of woman deities! Just try and kiss her when you have a wife!
Fate tried and did her best, while he was sleeping. And suddenly – a ring. America on line. It was a business call.
«Hallo! Is that you? Do you hear me well? Hallo! Do you hear? You are a genius! Pardon? Pardon? Could you spell it? You know yourself? Ha-ha! You’re joking... And did you know that you’re a millionaire? That is just this. Pardon? Could you spell it? What?!... Excuse me, Sir! Of course, Sir! We’re flying right now to the USSR!»
A triumph! Hurrah! These are the words he waited for all life! He strained his mind. What if this is a fake? He listened to the talk recorded on the tape and found that he had been deceived. The melody of his beloved words that scoundrel played without heart, pretentiously and falsely. O! Dastard souls! What are you laughing at? I’d spit on you. Just get it!
Creator put on his boxer shorts, lit a candle and walked around flat with loud prayer. He showed figs to all the corners with hidden devils. It did not help. As soon as his so hungry stomach struck noon – he hadn’t eaten since the morning – the door was knocked. These were heavy knocks. Twelve times. He quickly hid himself beneath the blanket. There’s nobody in! Why knock?
He was alone in the flat – his wife had disappeared! And he was deadly scared when he heard – the door was opened by somebody and let somebody in.  And then again the door was closed.
«Please, no mysticism. Who could open the door if not himself?»
«What mysticism! The fate has opened it. To scare.»
He put on his shorts again, grabbed a kitchen knife, saddled his hobby horse and, furiously boiling with bravery, pressed his eye to door slit.
«And what was there seen?»
«The void was.»
«I did not get it. He saw the void...in what sense?»
«But this is very simple!»
The house was full property of state, of Soviet power. Both from inside and outside. And who is he according to his papers? Since he became creator, he is nobody. A-ha! A sound he became, the shortest of all sounds! An evil spirit whom the neighbours did smell... While he was creating devil knows what all residents had been moved out and resettled – the house was to be smashed down.
This was the day they started breaking house down. The soldiery, militia, Central Committee men and the KGB were swarming on the ground, eating walls not uttering a sound. The floor has fallen out down; the ceiling gaped with holes. In a corner, two tall KGB men in haste concluded their meal of two wardrobes.
Creator should better hide himself again beneath the blanket – who knows, maybe it’ll get him out from such scrape! But he is standing there and observing the well-groomed CC men burning books, ripping pictures, beating the grand piano with a hammer, spoiling wheat, rye and cattle all around the whole country... they tell in queues how these CC men eat people alive, drink their blood... just kind of holy terror!
And he was peeping through the slit and watching them destroy the world.
«A Philistine! A snake!»
«Stay cool. Why wave your hands!»
Oh no! He didn’t run, he didn’t hide beneath the blanket... He didn’t seek asylum in the West! The problem here is... Does the God exist?
«Yes, He does.»
«What does He think about it? Why does not interfere? Why does not demonstrate His worth?»
To watching he was used beginning from his birth. His eyes reflected everything. They focussed energy which flowed from soldiery, militia, the CC men and men who came from KGB. This energy was borne by demolition and, reflected from eyes of the creator, it destroyed all them to ashes. The apparat was scorched within a minute. Though, everything alive has perished. But was it worthy of pity? Along with population the pest of Communism was reduced to nought! The stink of burning stayed, bits and pieces of apparat, as well as a mighty crop of nuclear mushrooms. God sprinkled them with coarse salt and stashed away for winter. And after this, He ate the rest his fill. As he pleases!
Creator soared high above the clouds. He flew from house keeping door in arms. It served instead of roof, or raft, or sail... It was his sole wing in stormy skies. He felt   with it to be a bird of passage and glided just for fun. And carrying along his shining message he orbited the Earth competing with the Sun.
«Raving of a madman! He annihilated everybody; he saved himself and rises with the Sun... A lie. This cannot be. We are in health and still alive...»
«Oh! How I wish that all of us could be alive!»
The life sees no trace of us for many years. And he is tireless to soar in vault of heaven... Through clouds he surveys  the Earth expanses and patiently awaits until his parents are born. Looks forward he to their reaching age and marriage. He’s sure they’ll conceive him and surely they’ll give him a round of new life.
«And why not me? I wish to get new life and to be born again as well!»
«And I want too. But this is not for us. To live once more we’d have to die.»
«And otherwise we wouldn’t have?»
«It’s natural we would. But you don’t know when! And it gives hope to become immortal. Bad life is better if you are fortified with hope. Let’s now live such hard a life. But later we’ll take the bun at once!»
«But if one bereaves the people of hope...»
«Of course, a sin it is without any doubt. And the authorities will suffer a big loss. For their giving hope people pay them back with trust and love. Who’ll give his life for nothing!»
«Oh, you’re talking rot, you silly thinker. You must be nutty! Authorities are gone - then you will lose your grub. Let us presume it’s all the same to you. But will you tell me how I should be able to feed my kids?»
«Whichever way you want. That’s up to you. If the authorities control your piece of sausage (which means that they control the pigs that give the meat). Then you (as all non-Greeks) belong to brainless cattle. Sit up and wait for alms.»
«Oh-o, how categorical you are! Do not you thirst for power yourself?»
«Yes, I do. Over myself I’d wish to have the power.»
«Now we shall see what is your power... Guys! Hit him! He is against authorities! Against the sausage! Hold the Greek tighter! Hit him once more... And now tell me...  You’ve given him a less... What’s happened, guys? Enough... Why  beat to death? It was a joke... Militia!!! Why should you beat me?»

Part 2

Varvara wished to liberate herself at least for a single day. And so she did and went away.
Question: How did she manage to do this?
Answer: She vanished in thin air. From all her folk she hid.
And without Varvara her failed imprudent marriage and all unhappy world became so deeply senseless that they evaporated. And for the first time in all her life she found a full rest, complete repose and feeling quite recuperated.
Varvara was going her way. At first, the way was as it used to be. Past puddles, past monuments, past shops and corners... Then up and down stairway... To open and to shut all corresponding doors... Look at the world and freedom from the window, from high above... And what an urge to leap from here down! To where white lambs and pink naked children, playing, won’t trample the green velvet of the lawn... Oh! She cannot go there – she is not a dove... She must procced along her own way.
Past puddles, past monuments, past shops and corners and, by habit, disregarding them, she started stumbling on plain road. She suddenly forgot, while moving in a circle, where she came from and where headed for? Every spot was a beginning of a new way, and, as well, that could be the end of the traversed path... And she became so bored. Nowhere she should hurry! She stopped and, standing on one foot, decided to take a look around in such position ... She stood at ease, as an observer... And past her houses and walkers, lorries and buses, the earth and the sky started to fly and fly... Oh Creator! The world is spinning like a merry-go-round...
Lampposts and the rails are running with a rattle to meet the tram... As fast as planet Earth and even faster the trees and houses are spinning... The drivers are thrown from the cars... And prices rise and rise! Life makes even aged take up the jogging... And winter runs so far ahead of summer  that it bestrewed with snow first flowers.
The life is twirled like merry-go-round! Details have merged into one stain. The life has turned into a solid blame.
Varvara frightened was and, stepping back, applied for  counsel to a foreign wizard.
«What time is it?» Varvara asked him.
«It’s past!» he croaked. Then he gulped a glass of strong instead of fees and, having left all natives to their own devices, went to America, where he resides.
«It’s past!» they croaked sharing the prey. «It’s all in  past! Hypperr! Hypperr! zipperr!.. Inflation!»
Varvara trembled. A broadcast was hissing in her ears.
«Are you aff-f-fraid? No? That’s your error. Think for yourself! You are inside the state, which is so deadly sick. From every side – from every side! – a virus-bitten space... It is scar-r-ry, is it not? You don-n-n’t want to die? She’s laughing! Eh, what a fool... Just don’t confuse an illness with a sign of life! Tu-ru-ru-rum! That was Radio Liberty speaking!»
...the state which being sick has just been defecating into its pants. On to the street, deprived of wоrk, deprived of home, Varvara was discharged, as if an excrement from anus...
Of course, «to find oneself in the street» is just an image. An image sad of life for those who were knocked from ladder to ground. As a rule, who’s living in the street becomes uncivilised, he loses surplus weight, his calm and glint – but he is not fossilized.
While shaking off the pieces of stuck shit, Varvara licked herself to lustre. She yawned. She stretched her limbs. Her back arched down in flexible stages, like a wave. The tail clicked as a whip. And sun went down. On stringent paws, she looked into an abyss – at first with some fear. A stream was roaring on the bottom. On rocks grew bushes and wilted trees. Some prey was hiding in the web of shadows. Varvara felt it with her nostrils. She smelled, she measured her way and down sprang in accurate and noiseless leaps.
Determination  is the spice for tasteless life. How stimulates it appetite! The life becomes so bright!
Bent shadow was gulping water. Varvara leaped in roar. The blow terrible was. It hit a stump – and did not cause a slaughter.
Some jackals rushed at her with noisy bark. They started what they were used to do, but missed the mark. With pain and shame she ran away afraid of being brought to bay.
Resentment, pain and fright – how poignant is this poison! Who spills the salt on wounds? Whose ears can be able to hear only cries? Who makes it sure that human tears,  tumult, commotion and outbursts fly into void without reaching bottom?
The door went open with a creak. Creator was all ears... Varvara’s sore again? How stubborn is her disposition! Herself she wanted freedom! So let her please herself!
«What is this woman looking for? Methinks she doesn’t know what she needs.»
«As everybody else, she needs some food, a dwelling, love and peace...»
«Just this? Then let her find a man and quicker.»
«A kind of man who would give everything for free?»
«Of course!»
Varvara didn’t see a living soul near, nevertheless she joined the conversation:
«Somehow I’ll handle myself this task, my heart-felt thanks...»
Advisers fell silent. But Varvara, rejoycing of the fact that she was not alone, and having searched the bushes, surmised the place of her friends’ hiding... Her eyes she closed in a hurry. Eyelashes glued together at once. Two figures came up to her pulsating... Men. In masks. A father and his son? Or maybe husband and a brother? Strangers? But no way back. She screwed her courage, asked:
«Why did you leave me? I am flesh of flesh!»
The figures trembled and vanished in thin air.
With her both hands, almost having pressed out her eyes, she tried to keep the culprits with her. They went away... Varvara cried. And was responded by a mocking echo.
So who has done so that her life flies into the void without reaching bottom?!!
«Some tragedy!» exclaimed creator. He shut the door and started watching  with interest the Sun. «What a protuberance!»
«Whose guilt is this? Who’ll give the woman freedom (but having taken everything from her)?»
«The answer may be lost. I think that we can find them among the people, who help the weaklings die, they issue laws allowing them to choose for their needs some viable persons – just what they need!»
«And how should they be called – beasts, humans, gods?»
«Varvara!.. Where is Varvara?»
Red poppies grew along the road. The Sun was kindly warm and was afloat. Fresh grass, confusing words as children do, with butterflies was playing. And road running through the fields into a blue expanse. It carried Varvara. Away! The life to recommence!
She naked was. With amity and warmth the nature has transformed her body. Light like a butterfly. Transparent like water. And as a stalk of reed she was so slender... And light of resolution in her eyes. This streaming flight is very nice.
And who would comprehend why the creator desired it  so badly? Well, after all it’s not his business now.
She was admired through all wide world. From windows and shop displays, through lenses of TV, on screen and in the dream – was everybody watching her.
To tune of music (Rachmaninoff. Concerto C-Moll, Part 2) road brought to river. Not far away, on the left bank, the cows were grazing. And steep-horned bull – a paragon of health with hide of spotless satin – stood as a monument amidst his ox-eyed wives. To jingle of their bells the flies competed with the celloes. The spirits of dung, of flower and grass soared in the air. On the right bank, inclining to the river, a willow admired itself so fair. In shadow beneath it, a mighty lion dozed in his lair... Above the earth thе sky was rising lazily with opened scorched jaws.
It’s time to rest! The naked damsel lied on water as if on bedspread, and covered herself with shadow of soaring eagle and dozed off. (Resounding are Debussy’s «Sirens» and Liszt’s «Lorelei», Opus No. 300.)
The water transparent and clear is lit to very bottom. Musicians fell asleep. The world submerged in silence... It’s full of peace and calm... All parts are glued together by sleep.
But the evil is not asleep! There! Look... the bottom grass has moved... and dreadful    head – with snout so sharp-toothed and snaky nostrils, with eyes which burnt with spite – bit into Varvara’s back! Some bastard, having stolen the devil’s guise, is getting ready to jump! Push!.. And it has grasped its catch already. It tries to penetrate her, clenching in its paws!!!
«Oh, bring my validol to make me steady!»
The TV viewers held their breath. For the creator and all of them it was too much of stress. The bull – from pasture.  The lion – from the bushes. The eagle, like stone, from the sky... They bumped in their rush, they growled, roared. They caught the monster, they spoiled his foul fun.
«Splendid! A real battle has just begun.»
They fought in water. The river, like scared woman, was beating their sides with fists. It tried to knock them down. By washing down their wounds was trying them to cool. In order to win faster, the lion clawed the bull. The eagle pecked the dragon. The bull, having stuck its horns up to the base under the eagle’s tail was shaking head, to shake from it eagle’s feathers... In sweat, in blood, because of beastly fury, they roared and wheezed as if in flurry.
And TV viewers, all together, tensed their bellies’ muscles. Blood and love! Love and blood. Bent for violence raging flood.
Although TV viewers are far from being beasts, the blood in their veins wasn’t cold in the least. The battle was raging. Passions boiling. The rivals equal are! Who’s going to win?  And making bets is no sin.
The game was declared all-out.
«Now you are talking! When everybody has a chance. Just guess the winners!»
«So help them God! Do help to make the victory be gotten!»
«And what has happened to Varvara? Is she quite forgotten?»
Later, later... We’ll find her! The rivals go neck and neck! The more are terrible wounds, the higher are the stakes. To rich become is everybody’s wish! The more the rival’s blood is shed, the pleasanter it is to want to become the Lion. The Eagle! The Bull! Or even to become the Dragon! In use already are (designers are awake!) emblems and signets. And putting on the glasses, into the screens (that is into the wounds) the veterans are thrusting their fingers. They know strategy and tactics of the fighting! Maidens try to tell fortunes on coffee grounds. They don’t need money. They feel it is important to appear on the screen. The one who guesses right – she will become a «queen»! So far the rivals are neck and neck. A fight is waged for leadership among them, among the Bulls, the Eagles, the Lions, and the Dragons.
«When we have done with own people, then shall we deal with our foes?»
«This is the only for us to rear Eagles and other beasts which will protect our vital interests? In the name of peace and progress! In the name of peace on the Earth!»
«Amen.»
Creator sensed the end for cosy void. The fighters for peace by their fight won their right to live high up. The idea was gaining height. And it was it that gave them might.
«Stop! Peace, Life, Progress... The holy names! And whose are they? Of what divinity? Whose incarnation would not be worried by the fact that by His name – by His own – it could be erased from Earth’s face by anybody?»
«And how?»
They’ll make the heart beat to the tact of slogans, imperative as rub-a-dub. If you’re not deaf – you’ll fall into the line, you’ll do it on your own. Down with your banal tries and doubts! «You! (and finger points straight into your mouth) Are offended! By enemies! Don’t strain your brain... You understand yourself – you’re not a fool! When they command – rush like the fighting bull.»
Blood! Blood on all! The world is drowning in it like in a shoreless ocean... but, like a continent, according to  unearthly watch, it rises to the surface when the ebb begins. A white dove flies from heaven. It carries in its beak an olive branch. The world is fine. Behold its beauty! Life is in blossom... – it is sacred! They store the blood in vessels and in veins... And dainty fruits of culture avialable are for us, for soul and for body... The epoch. Renaissance. The fear is forgotten. The reason is becoming bright... Having discovered once that the p is constant, and at infinity it aims when starting from the three, he guessed that it can carry him to Future, and to Eternity would take him at once... And proud Reason starts to stimulate the Progress. Bright reason penetrates the body of the world. A cut. A cut again. A hole!
The planet Earth for him it is a chancy dole. Life is a tree. On roots it’s being cut.
And lo, again by some unearthly clock the tide is on. Blood floods the world. The ether’s trying to express itself by croaking in the skies. The heights of sunken Atlantis resemble by their beauty paradise.
The world we see looks like a constellation of islands blue on red map wide.
The world becomes a resting ground for flocks of birds in their distant flight.
The song rang off. Then silence came. Then claps of hands. A hardly audible hiss. It grew into a wail. Creator nodded deep in thought, then did it once again... It’s time to quit the stage, to go to background. But no go! His own door is acting low! The door is stuck. Aimed at he is. And watched he is by Cyclops’ eyes...
«Look... there – something black! Yes, horns and hooves! The Devil! Shoot!
«They want to kill him? Why? Who gave the order?»
And only handle of door remained in hand. With parting cry door broke into pieces. The object was intact. But sky received a blow and swang. The plate-glass dome cracked...
And where is creator? Into the crack he stepped decisive and direct.
The second heaven was calm and still – like dream of worried soul, like coming of gentle death... Its hazy, all-dissolving firmness was willing to receive him in. A calm and easy act of love... if not for the damned door! Or rather, the door-handle.
The hand was there, in the crack. Was hanging from the sky like sign of threat. And he, creator, embraced by silence, was lying and watched from corner of his eye: how pieces of the melted sky fell down, how iron Cyclops both with dragons multiply, to shooting and explosions wailings and moanings he listened with the corner of his ear and out of the corner of his eye he watched how one fire another fire is trying to fry.
«Please, water! Bring water! Or it will be hotter.»
«Hand, why do you drag me down? Not there, here we’ll be living fine!»
But the long nose glued is to the slit. And banal, muddy, stuffy, like suffocating gas, a flow of earthly love – all of a sudden – runs through creator like a current!
«From where does it come? It having no body, no soul, but memory does toll!»
The creator gave way, and let it out. The flow of earthly love came through a filter and became a flow of clear tears.
He all forgave – all! all! – without any doubt!
The earthly blaze with heavenly tears put down the turnover of love in nature. And lo! Of those who survived three men assert that it was raining for three years and three days. And the voice – somebody’s Voice – during these years was repeating through sound of the rain:
«Oh people! Blind people! Don’t point your fingers at Heaven. Your foes are elsewhere. Whatever names you give to God, he’s just a sign! Nature has created the dome of sky to save yours morals. You do not live like humans beings! Even on the Earth! And even if you break in space you’ll hardly become human.
For gods, whatever names you them endow, are only symbolism of Love.












Part 3

«Attention! Hear! The game is over. The war has been declared!»
«The prophets told us the end has come. The Satan has appeared.»
«Because of technical failure beyond our control, the broadcast is terminated. Now look out of your windows...»
«Those who will join the armed forces will be double  refunded for their losses. Hurry up to enlist! Satan’s ready us to fist!»
The screen began to fade away. Blurred were spectactularly torn figures of heroes of the day – of beasts. Forgotten were they at once by those who stand on other side of the event.  
 The screen died out. But world beyond the screen was unaware that it was doomed, that current was switched off. The glory faded. And its end has come.
War, as Heraclytes says, is source from which all troubles may come!
And at the war – it’s just like at the war. Anyone who’s not afraid to be alive becomes a hero! But all the same... however you try to be yourself, we all are gloves on which somebody’s hand is fit. War brings the peace. And peace, amassing fat to take revenge, for war is getting ready!
«Don’t scare me! I am already scared! Scared!.. Can such life be worthy of to be alive?»
«I think it can.»
Thought and existence are the same. So Parmenides says. And Heraclitus is repeating: night and day – they are the same. As well as birth and death. The old and the young – they are the same. And body which is dead is quite the same as living!
«Oh, thank you very much. You have consoled me... The same!.. And all the same!.. Don’t fool me with fine words! Was not it Heraclitus who said that dead and shit are all the same?»
«You are a case! Well, he said this... He used his dialectics just for this occasion! Contradictions are unexplainable. The underlying reasons so far have not been found yet. I have decided something for myself... but namely what I shall tell after! You’ll hear later about this decision... when I find my way...»
«You’ll find your way? That’s very fine indeed! Well,  try and find... But I’m afraid you’ll never come back because you’ll find yourself in cul-de-sac.»
«I’d like to come to something. Then at some leisure I would  be able to look far back and measure... To see the stretch of way and to have pleasure.»
To look at everything from high above. Whatever you can’t see you can invent with love...
To river which God and people forgot, from very far, an evening wind, at first hardly felt, then thick and angry brought scared flocks of birds. Numbed Varvara’s soul needed calm and peace, but as if to spite her the air rang, and cracked and fell like broken glass.  
«Oh, mammy! What is – ...this?!!»
The living fruit of ancient legends – a chimera – rolled out of the water and, leaving traces in the sand (of claws, of hooves, of heavy tail, as well as feathers), crawled to a willow. Dishevelled tree it chose as a shelter.
Herd after herd with thunder pregnant cows strolled through the sky. The wind, just like a shepherd, was driving on too slow ones with whip. Falling down, bunching, the thunder clouds rushed just like drove which knows not the bridles. A flash, again a flash. The sky has brr-r-o-ken! With terrible rumble rushed riders of the storm.
The thunderstorm has passed away. Green eyes’ve  dropped up last tears. And in the silence stars start to bloom in the dark sky. The magic scent of French expensive perfume has filled the cups of nightly flowers. Claude Debussy is playing «Moonlight» on his piano... the silence is complete ...The world is calm, is ready to see dreams.
In  its transparent cradle transparent is the water whose  waves are rocking at the bank. On dark mirror of the water glistens road to the Moon. Somebody walks it. Look – d’you see his prints?.. Hark! Do you hear? An old sheat-fish’s crying softly in its sleep while lying on the bottom. It dreams again of being bird. It’s flying. Stars are coming nearer. Here’s the border between sky and water. Just a little more...
«Stop!» they say. «For you there’s no way!»
A heavy splash. Somebody’s laughing soft. While mud was settled, the wingless fish put sign of cross. «Away the Satan! Away from me! It is for me a sin to even think about flying!»
Light traces of the steps left by invisible was trembling on the water. The transparent was deep in sleep. And she was dreaming. And her dream was shared by the old sheat-fish softly crying on the bottom.
By morn it was becoming cool. Fog swam along the river like milk. The night’s deception (invisibility, transparence)  was dressed into a human skin. Frozen to her bones, Varvara realised that life is most precious thing. Quick to the bank! Away from icy water! Or I’ll be drowned! Oh, save me! Help!
The bushes stirred and something rolled from there down, with crackle it rolled. It was Chimera rolling not awoken still. Stunned for a moment, Varvara nearly choked on the water. But then escaping drowning she, like a cork, jumped out. She climbed onto the bank and ran away without looking back... And Chimera stomped after puffing in her neck.
«Was it hungry or only wished to help?»
And where could she run? The fright behind, the fright ahead. Nightmare on all sides. Can it be called life?
«How else can it be called?»
«Don’t know how. Some say reality...»
«What’s the difference?»
«The difference is great. Life is a search for forms and words in praise of light. Reality is a collective dream which lasts forever.»
While standing still Varvara smelled a flower. It seemed to be a daisy... A shawl which came as if from blue had wrapped her naked body. Chimera, having run past, stopped short and raising dust, it turned around and, confused because of its dim wit, it tried to play with Varvara. And Varvara, unwilling to be a match for tangle of heads, and tails, and paws, she only shrugged. She turned away and back she walked in no hurry. The bastard, mix of handsome men and heroes of past – it moaned being pained with worry. As if it were newly born! As if it did not know what forces and ideal bodies are compiled in it. It, dimwit, thought that Varvara gave birth to it and is its mother. Oh, what a bother!
«Take №86! Action!»
The world was picking speed, it was accelerating, rotated it, and span from spiral in a dot. Varvara’s silhouette dark-gray against light-gray background... It stands devoid of motion. The open palm of hand is raised to give it some emotion. The bud. Attempt to open up. Necessity to blow.
The source of sources all, the nought of all the noughts, the Zero is now on the grow.
In the centre of the world, like a mushroom on thick stem, house has appeared. How cosy house is, how round and quite roomy. Pot with geranium stands out on the sill. It’s just the place for couple to live in it forever.
That’s why jolly Varvara married silly Chimera. Beginning the new life Varvara had some fear. But groundless it was. Composed of four beasts, docile and calm, her husband was a dear. And not a soul anywhere here! So it became for Varvara quite clear: this lovely world created was for them.
The rhythm has changed, the music too - and old words are heard as something new.
«What now is her task?»
«To keep up comfort.»
Let us assume: life is a fruit of plenty. Let us discard the trifles, and we receive a cult.
The past is quite in plenty. Does it hurt? No... it seems to be already in the past. Remained just graves and crosses. For beauty sake the dead men’s bowers adorned with flowers, flowers, flowers. For justice sake the poor dead with best of food are being fed. Oh yes! The food is in plenty and very dainty. And verses, paintings, gold, cut-glass ware. The piano peals a trill. Green grass! Sunlight! Golden April!
Telephone is disconnected. And the door is tightly shut.
«How horrible! She’s alone with the monster! A sordid sight. But maybe she... well, lost her mind?.. or just pretends?»
«But no! She’s in love! Adores DLBE. Caresses it, cuddles like a child!»
It’s known well that looking into abyss makes people escape into the highest height. The cult of after life supposes having the foresight. A monster is looked upon as sacred and full of beauty. It is raised to pedestal. Dragon, Lion, Bull, Eagle all in one is no joking matter. It is DLBE. Varvara feels (or maybe even knows) that she was extra lucky with DLBE to be.
The pure Evil bears pure Good.
«Poor DLBE!»
Against the sheer blackness she is white. She’s light! She’s tender!
«What is the price?»
«It’s not the price that matters.»
They live in perfect harmony. Just for a moment let us assume: an angel is a friend of devil...
«Well, we can assent with no doubt that lucky both are! But to prevent them nagging at each other, they need one more – perhaps, a man?»
«What for?»
«To have a partner to play with. Oh, people can be so genuinely trusting! They can be tempted and protected, broken and perfected. For symbols live at the expense of people...»
«Oh, no. You are wrong. It is the politicians who live at the expense of people and symbols. But not for long, it’s true, for symbols are immortal only when they are coupled together. And if you trade in goodness only, you will remain with badness in the end. Oh, I remember, one would wake up by early morning light to solemn anthem’s tune on prison  bed and know: he should not worry – everything is guarded. The border’s safely locked! You were just like all-all were free and equal and like brothers. All people around  sure flocked. And every soul had the right for days and days be strongly tight. The radio starts singing in the morning, and you start drinking from the morning...»
«Yes, that was the time, that was! The government protected peace of pure souls and chaste bodies. Each thing for which you could beseech – a prison bed, or vodka – it was within an easy reach. Everything there was, and now it is lost. And now, even you can understand that if your head is empty, your pockets – empty too. Yes, it is a life of dogs which we are living. A hollow one! Though literary and TV elite try to present it as a treat. In their works the life is quite to everybody’s liking. You read, you watch, you think... and what? While man’s described in words he seemed to be a man. If look into a mirror – he is an empty place...  a void...
But none the less! If there’s anything to talk about, then the opponent may easly be found. Here, in this case, we should return to that discourse about her – Varvara. Say, is she right or not that she agreed to be a wife to that repulsive monster – DLBE.»
«Ah! Everything is clear. On the creator she takes revenge. For his becoming quite aloof. She has a reason to triumph.»
«I think it’s early to golumph. The heaven serves for him as a reliable roof. Protected by that roof without fear he makes important steps in his creational career. What women have to do with this? To rule the world one should work on end because the world is hard to understand. For while you stand on earth, you can’t embrace it with a look.  To do it one should stand on very top of heaven.»
«T’is just the case! Earth and heaven as well  compose a pair. Since being born, they are united everywhere. And their maker, oh dear, so lonely is... Those two believed the trend of their sense, and each of them it now comprehends. And now they can boast that they are not between themselves opposed. It’s natural when angel is on friendly terms with devil. It’s only people who are so evil that sell each other retail and wholesale!»
«...What? Angel wholesale? Oh, damn, I’m sorry I have not caught – I dozed off. Methinks you’ve sung again a too high note. You squeal again... I think... Wait! What is this? D’ you hear? What does it mean this dreadful howling din?»
«This is the wind. It’s broken window... Hold tight! Grasp the hand-rail!»
«The bridge!!! D’you hear... the bridge! Is not it falling?!! Oh, dear me! How dark it is! I think I can see down something which is alive and beating!»
«That is the sea. Waves rising to the sky, like mountains, it’s  seeking freedom – and it attempts to break the rocks...»
«And who is singing there in such a weirdly tone? Ouch! This is me! Oh, woe is me! Woe! And go back I can’t! And on I cannot go!»
«There, there! Be quiet, please. For someone has measured the cosmos against the bud whose time has come to blossom? Who gives the order and rhythm to chaos, who heals the wounds and softens pain? Whom children, gods and kings obey? Who fights to dismal end to keep the thread from breaking that nowhere starts and leads to nowhere? Who is responsible for everything to all?»
«Ah! I understand... this is – Woman – Earth – all the World’s whole!»
How deafening is calm after a tempest! Creator rummaged in the sky and found broken end. Set up communication and even brought to mind the code. Dialled... And here he is waiting. Beeps, beeps... He starts to worry. The car is being jolted – the train is gaining speed. Blood beats in temples. Pulse, like a surf on sea. Beep... I want home... beep... home... beep... dear home I want to see. Oh! Oh-h-h-oh! With empty open hands, falling through the void, he was flying down from future into the past. Life, having met him on the way, informed him briefly who he used to be, shed a few tears and passed away. And he was flying, flying to the Earth – feeling heavy and even huge. And swallowed he was by depth which was as sweet as honey. And he and She became one in common epiphany.

ПРОГУЛКА

Любой монумент чем больше,
тем глупее
выглядит рядом со МНОЙ.
(И фараоны, как видно, страдали от этого тоже).
Но,
когда думаешь о деньгах, становится еще хуже!
Можно, конечно, сказать себе -
это просто бумага, но
В мегаполисах умудряются продавать
Дорого даже то,
что всегда и везде было в избытке, --
так
там
трудно дышать!


ПИСОКАЗИЯ

Пустоты закороб - колыби -
Откушены, проглочены, прощанию привлечены.
Окрик охриплый охляп...
Система звездуший душна,
Живых живя духотою, словами лживыми
Душа души духи.
Замененное заявление
Скрутили зверофилы,
Заморочили домашних звизгунчиков.
Партофель - завсберкнижкой -
Накостырил "Пфомоплезию"
Лаврентия Любвизия
В стране Тоскании.
Про то, как известный Лаврентий
Забылся...
Завылся...
Замылся...
В затертой задевочке.
В простозвездии словолучие
Пылилось светлозвучием.
Дождепадием на камнеподие шарахнуло!
И проросло черноземие благоглупостью.
Развилось увиваясь подутрие -
сноглядение  запророчило, обещая всем
ВОЗГЛАГАЛИЩЕ, ФИЛЬМОХЛОПИЕ и ТЕЛЕДРУЗИЕ!


Бог знает, сколько времени прошло после того, как
Земля от неба была отделена. И сейчас глобус-точилка
В руках Данилки
Напоминает мне о прекрасном пространстве искусства.
Где всем свободно,
Краски ярче, звуки яснее, и чище время. Время незаметно. Одно печально: все это выдумка.
И только кажется пригодным, как зона отчуждения.
Этот продукт фантазии говорит о том,
что она против однообразия,
в котором наша любимая и голубая - неутомимая,
от сотворения повторяет одно и то же движение
вокруг Солнца - простое деление суток на части
по своей окружности с помощью света.
Складывая таким образом день ко дню.
И этим возвращая их к целому


II
Процесс сей похож на пищеварение.
Может быть, поэтому воздействие света на человека
можно определить математически.
По сути, жизнь на любимой бессмысленно жестока.
Исходя из общего для всех закона поглощения пищи,
(и здесь нам без бумаги -- никак не обойтись!),
(верней, без суммы чисел, напечатанной на них).
Эти солнечные суммы могут превращаться во все то,
что накопила в своем арсенале людская цивилизация.


III
И судя по количеству тех же солнечных лучей,
деньги можно считать, округляя парсеками, до бесконечности, но здесь уже сказывается влияние
Запредельного Разума.
Оно (влияние) ничем не ограничено.
Благодаря ему, любой может двинуться вместе с планетой.
Летать в космосе, достигать других измерений,
чтобы овладеть, т.е. чтобы освободиться.
Потому что случайное соединение фотонов диктует ЗАКОНЫ случайному соединению атомов.
 Оно ведь средство для тех, кто все превращает в вещи, и в итоге, по большому счету - нужно  лишь
разработать технологию, по которой сама собой
выстроилась бы нужная нам
ВСЕЛЕННАЯ!


Под Новый год утро, как вечер.
И если солнце не выглянуло,
То между ними нет ничего.
Потихоньку начинаю мечтать
Об огромном наследстве.
Деньги - та же солнечная энергия!
Нужно поменять лампочку --
Свет слишком тусклый на кухне.
Рановато отлетала муха Нюха.
Выхожу из дома и сразу хочется
Вернуться обратно -- к телевизору.
Над улицей, словно ведущей
В средневековье, купол неба,
Наверняка из чугуна.
Скрип снега эхом в ушах говорит оболочке,
Что она мираж, как и эти дома.
Воздух вдруг может стать твердым,
Ударить камнем...
Деликатной была эта муха.
Догадалась, что завидую Копперфильду!
Терпеливо сносила мою неприязнь --
Вообще-то мы с ней дружили.
Как-то же понимали друг друга!
И мне был ясен смысл ее жужжания,
Но какая связь его передавала,
Определять пока не стану.


К концу зимы привык к плохой погоде.
Постоянно мечтая о мае, долго сижу на одном месте.
Читаю одну и ту же страницу в какой-то книге.
Похож на птицу, которая не летает.
Сила однообразия, если не помогает, то угнетает.
Глупость изматывает до предела:
зависаешь то и дело над своей же крышей,
ругаясь в доме, где живешь. Пока
глядишь на потолок, на трещину, как
на взаимодействие большого с малым,
теория, которая все начинает с нуля,
отчетливо видна в пустом углу.
Она там вместо тумбы для белья.
Все вроде бы на месте,
а где же Я?


От роскоши весеннего цветенья почти ничего не
Осталось.
Увядшие ее букеты только затруднят
Этапы большого моего пути в квартире,
Где одуревший от долгожданной жары,
Торопливо суетясь вокруг тарелки с окрошкой,
Расплескал ее по скатерти -- от предвкушения праздника
Жизни
И поперхнулся, в уме перебирая очень быстро
Все три свои возможности принять в нем участие.
В ноябре вспоминая это свое нетерпение в ожидании Счастья,
Вздыхаю в недоумении: как-то оно смешно!
Белая глазурь на сдобном куличе.
На крыше башни первый снег...
От этого легко и радостно.
Наверно, снова скоро праздник!
 

ПОСТКОММУНИЗМ

Вялый бомж, укладываясь, застилает СОБОЙ
Фиолетовый кобальт асфальта.
Рождественские свечи оплывают
Цветущими каштанами.
Зловещий ветер, наползший вечер,
Зашептывает раны, заштопывает ДЫРЫ.
Серые квартиры по-прежнему верны
Своим идеям - вещам и день-гам!
Души от долгого употребления
Приобретают те же свойства,
Рождают те же ИДЕАЛЫ.
Но некоторые люди, созрев, вдруг стали
ОВОЩАМИ - МЕТЕМПСИХОЗ
Поражает своей масштабностью.
Только ТАРАКАНЫ осмеливаются пищать,
Доказывая хозяевам свои ПРАВА.
Но никто их не слышит...
Короче - полное БЕЗЗАКОНИЕ!
Атомная электростанция все там же.
Энергетики щедро обещают
НАДЕЛИТЬ нас энергией.
Замышляя, очевидно, НОВУЮ аварию!
Падение жизненного уровня РАСТЕТ,
И пора бы отсюда удрать...
Пора в Эрзац Израэль!
Но стать евреем очень трудно -
Нужны БОЛЬШИЕ СРЕДСТВА!
Правда, президент Кучма
Обнадеживает примером
СВОЕЙ ЖИЗНИ.


Жадно поглощая, как знания, мамин бутерброд,
Я постигал божью благодать и засыпал на уроке.
Снилась земля, плоская, как крышка парты,
И напечатанная на ней судьба в виде рубля,
И снова Я, родившийся от обезьяны.
В это время учитель истории громко рассказывал
(пытаясь меня разбудить) про аборигенов,
которые и сегодня меняют золото на стеклянные бусы.


Жизнь -
Что же это такое?
Читаю в толковом словаре:
"... форма существования материи
во времени и пространстве...".
Чего-то не хватает в этом,
казалось бы, верном варианте.
Например:
"Жизнь - это слово".
Куда же девать слепого,
немого,
глухого? -
увеличивающихся геометрически
в числах и лицах.
Как хочется иногда от этого множества
вернуться назад - к памятнику,
у которого гордо вытянута вперед правая рука,
(очевидно, указывающая на белого голубка).
И снова становится все так знакомо!
И снег, выпавший в апреле,
Опять пролежит до октября.


ЧТО ДЕЛАТЬ?

Резкой болью скрипнула дверь в доме
Пустом...
Со стоном входящая старость,
Коснулась седого виска.
Собираясь стать бессмертной
Не хочет гасить лампочку на столе.
В озере блюдца звон колокольчика замер,
Забывая, что человеком и не был.
Хочет начать все сначала, но не может
Вспомнить ... Что?
Да все сразу, одновременно!
Эта пустота, в которой он жил,
Звеня про любовь,
Не признавая
в ней свою жадность.
... что?
Возлюбить Бога в такой форме сложной -
Это всего лишь компромисс.
Верой не спасешься: и так глуп безмерно.
Остается одна надежда -
Лени у него всегда
Было слишком много.


В предгории вечером,
медленно уходящим от дневной жары
куда-то туда, в мягкую тень от Марьиной рощи,
прячу свое беспокойство,
заворачиваясь в дорожные вещи.
Буду спать на траве, ощущая, пока не усну,
Рыбу рядом,
огромным дирижаблем
плывущую по воздуху над озером.
Помахав простыней тумана,
навевать станет сонные мысли:
"Я в тебе - ты во мне.
Скоро мы встретимся!
Может, ягодой будешь ты, и я съем тебя.
А пока я - рыба, лови меня!
Не бойся - это все игра.
Тут так тихо-тихо. Сплошная тишина,
как после взрыва водородной бомбы.
Тихо, будто уже нет Бога и никого другого нет.
Это рыбак ймет карпа.
Карп заполняет всего рыбака,
потому что рыбак в гостях у Карпа.

СИНУСОИДА

Что-то треснуло, щелкнуло – калейдоскоп повернулся. Вспыхнувшие осколки перетасовались, образовали голубую плоскость...  Я очнулась после короткого утреннего кошмара. Температура в нашей бедной простуженной комнате мало чем отличалась от той, что была за окном. Тот же сквозняк гонял вдоль улицы колючую морозную пыль. Деревья щелкали от холода ветками. От света тусклого тяжелого неба мерзли глаза. Я принялась молиться светилу, выманивая его из-за купола башни. Ну, разгорись же поярче!
– А-а, будь все проклято... – бессильно, с привычной злобой завершила я свои молитвы. Однако, шевелиться не стала. Не хотела беспокоить притаившегося рядом мужа. Спал он или притворялся – значения не имело. Нельзя было начинать жить, не убедившись в своей готовности к этому утомительному занятию. Спина одеревенела после сна, насланного как в наказание. Возле больного зуба образовалась опухоль. Голова, за ночь пробитая сквозняком, позванивала как оконные стекла.
Бессильная, старая, одинокая...
Жалости к себе не было. Наслаждаясь этой горькой опасной истиной, я покосилась на соседний бугор под одеялом – не хотелось, чтобы мне помешали. Муж лежал, твердея, будто замерзал в сугробе.
«Бога ради!», – спохватившись, с остервенением подумала я. Была у него способность угадивать плохие мысли и впадать в панику.  «Все будет хорошо, – без особой охоты начала я, – все у нас будет: и деньги, и слава!.. Зиму пережили, самое плохое позади. Скоро будет тепло...».
То ли я самое себя убедила, то ли муж оттаял, но меня что-то как отпустило. Теперь я уже не так боялась наших огромных холодных комнат и соседей по коммуналке.
С голубой стены смотрел мой портрет в выдуманой шляпе. Этот портрет написал мой муж пять лет назад – в первый год нашей совместной жизни. И с тех пор эта непохожая на меня женщина наблюдает – сдержу ли я свои обещания? Пять лет назад я была абсолютно уверена, что мы будем счастливы. Мой муж соглашался, но глаза у красавицы почему-то получились грустные и усталые.

Только когда наступило утро, Захар закрыл глаза. Эх!.. проспать бы  до вечера... Ночью он не спал по Катиной милости. И теперь в мозгах происходила та же изнуряюще тупая работа. Клейкие, как изолента, мысли перематывались на роликах безостановочно.  Когда же все это кончится?..
Не успел он вчера прикорнуть под теплым бочком любимой жены, как она радостно сообщила новость:
– Завтра придет один человек, которому можно доверять. Он только посмотрит на Захара и его работы и сразу скажет – гений тот или не гений. И, если уж..! – то тогда!..!!!
– Представляешь, – с энтузиазмом шептала Катя, – как нам повезло?! Сам придет! Сам.
От гордости она стала большой, как гора.  Два мощных прожектора шарили по подушке, отыскивая карлика-мужа.
– Сколько можно терпеть? Чего еще ждать? Каким-то ничтожествам всё, а нам дуля?.. Ну, чего ты боишься! Он же не слепой!..
Захар отодвинулся подальше и стал молить бога, чтобы она побыстрее заснула.
Утром, едва Катя открыла глаза, сразу стало понятно, что сегодня она не уступит по красоте и энергии июльскому солнцу. Подпевая любимой пластинке, она прыгнула на потолок, подмела волосами пол, энергичными взмахами рук раздвинула стены и затем, как обычно, после холодного душа занялась любовью со своим отражением. Ласкала лицо, шею и руки. Захару всегда было интересно подглядывать и принюхиваться. Обычно это его возбуждало. Но не сегодня. Когда жена подошла к нему, он вцепился в одеяло и зашипел как потревоженный змей. Ликующий хохоток жены натянулся и лопнул. Она смерила его презрительным взглядом, круто развернулась и вышла.
Завтракали они на кухне. Катя была любезна, но лицо ее походило на закрытую дверь. Захар туда даже и не стучался. Он брезгливо тосковал над тарелкой. Есть эту отраву не хотелось!.. Катя сидела напротив окна и отражала солнце как зеркало. На нее было больно смотреть. Он и не смотрел, а перемигивался с тесной компанией подозрений, обсевших его справа и слева. Ясно было, что, если так и дальше пойдет, то неизвестно, чем все это кончится!.. Сна он лишился, аппетит потерял. Придет какой-то человек.  Жена его ждет. Их станет трое – кому-то придется уйти... Боже! Боже! Ну чего ей не хватает? Любит он её, слушается, на других даже не смотрит! Захар знал о себе еще много чего хорошего, но... Подозрения молча с ним соглашались и всё множились, множились, множились... Вокруг него сгущалась тьма, которую даже Катино сияние бессильно было пробить. Падали какие-то отдельные звуки. Он уже ничего не понимал. И не видел себя в зеркале – будто его уже не было. Захар взял нож и провел лезвием по руке. Усилия не понадобилось. Нож прошел как сквозь масло, поцарапал клеенку. Бросил его на пол – упал без стука. Заколдовали... Захар вопросительно посмотрел в зеркало. Оттуда выдвинулись пунцовые губы и сладко улыбнулись.
– Чирва козырь! – догадался он. Поймал рукой, как муху, шелковистое сердечко и, расталкивая плечами стены, бросился бежать. Зеркало разлетелось вдребезги. В спину ему летели осколки, брань, ледяные слезы. Мощный сквозняк захлопал дверьми по всей квартире.
Захар укрылся в ванной. Сердечко, зажатое в кулаке, билось, вырывалось и визжало. Только без санитаров! Они бьют, скоты, и кайфуют. А это ведь их работа. За что же им деньги платят?
Кто-то навалился на дверь. Она поддалась и могильной плитой накрыла Захара. Он провалился на три этажа вниз и упал в ванну. Все правильно. Здесь жили покойники: дед и бабка. Они умерли уже бог знает когда, но никто об этом не знал. Кому это интересно?
Дед с бабкой пообтерлись уже в новом для себя состоянии. Раз их не похоронили, то пришлось им самим за собой присмотреть. Бабка уложила деда на кровать, сама устроилась на раскладушке – брезговала лежать рядом с покойником. А дед ей за это мстил. Гадил под себя, а убирать не давал.
Захара покачивало в холодной воде, как корабль на плаву. Голова гудела и перегревалась. Об ватерлинию на олимпийском костюме мерно бились волны. Плыть было некуда. Из крана капали Катины слезы. За дверью волновались покойники. Что за гость? Съедобный?..
Ему вдруг очень захотелось домой. Может выйти, извиниться… И на лифте к себе?.. Или раствориться, растаять?.. А-а-а, черт!
Он сделал рывок, но поскользнулся и рухнул обратно. Проклятое корыто! Скользкое, вроде мылом намазанное…
ІІрошаркав тапочками, в дверь постучали. «Занято!», – гаркнул Захар. Чтобы оглушить себя и нагнать страху на покойников, он лупил ногами и руками по чугунным стенкам. Гудело как в колоколе. Дверь все-таки приоткрылась. Захар затих. Из щели к нему протягивалась высохшая коричневая рука. В ней очки. А в оправе вместо стекол – морщинистые старушичьи веки. Только не отводи, только не отводи, только не отводи гла-а-аз!..
Все. Что-то закружило его, скомкало и стало давить. Захар сжался до критической массы и рванул как сероводородная бомба. От проклятой бабки даже клочка не осталось.
Прижав пальцы к вискам, Катя сидела за столом и трудно думала. Солнце заглядывало теперь в другие окна, предпочитая иметь дело с более дружными семьями. Все на кухне поблекло, и она тоже потускнела как старое серебро. Чего при таком муже можно ожидать от жизни? Хватит себя обманывать. Никакой он не гений. Просто сумасшедший. И все усилия бессмысленны...  
Погребальный звон и визжащие вопли из ванной переполнили чашу терпения до краев. Катя горько заплакала. Ну, пусть же наконец произойдет чудо! Неужели нет на свете человека, который смог бы её полюбить? Куда не посмотришь – все заняты только собой!..  Захар, конечно, тоже не подарок... Но он же в неё влюбился! Прямо обожал...  до тех пор, пока не оказалось, что ей нужно что-то есть и хоть как-то одеваться. Разве она эгоистка? Разве не старалась ему помочь? Другая бы просто потребовала – давай деньги! И всё.
При мысли о том, как все к ней несправедливы, у Кати заныло сердце. Она ведь и замуж пошла из самых благородных побуждений. Захар был талантлив, красив и беспомощен, как французские импрессионисты. Он бы без неё пропал!  Как ей хотелось выпестовать гения. Сколько интересных разговоров, знакомств, встреч обещала ей жизнь. Ну, кто бы мог подумать, что именно сам непризнанный гений способен на такой облом? Ревнует её ко всем, как жлоб ненормальный!
В квартире стало тихо. Захар больше не издавал никаких звуков. Катя прислушивалась к тихому шелесту уходящей жизни. Спина ее сгорбилась, волосы поседели, клеёнка под локтями расползлась. Всё кончено. Суетиться больше не имело смысла.
В эту минуту где-то там хлопнула дверь и послышались звуки твердых энергичных шагов. Кате было всё равно. Если это Захар идет мириться, то пусть посмотрит – в какую старуху, по его милости, она превратилась. Пусть плачет, умоляет – не прощу!!!
За спиной кто-то остановился и, выждав минутку, вежливо кашлянул. Катя оглянулась и изумленно ахнула. Перед ней стоял незнакомый мужчина. Его красивое самоуверенное лицо наплывало крупным планом, заполняя собой все пространство. Боже!.. Как он одет! Такая роскошь ей могла только присниться. Взгляд его завораживал. ІІослышались звуки чудесной музыки. Катю притягивало к нему, как магнитом.
– Ты плакала, дорогая? – родным до боли голосом спросил незнакомец. Она вспыхнула и смущенно потупилась. Он ласково прикоснулся к ее подбородку. Катя послушно подняла лицо и, смеясь сквозь слезы, упала к нему в объятья. Незнакомец бросился целовать её. Катя устало закрыла счастливые глаза. Свершилось. Он пришел.
Именно в эту минуту Захар оказался у двери. Жена, как обычно, целовалась с каким-то проходимцем и противно постанывала. Привычное до тошноты зрелище. Но сейчас он почему-то на него не реагировал. Рассматривал перламутровые ногти жены и обтянутый джинсами зад незнакомца, слушал сладкую, как варенье, музыку и... не узнавал себя. Убивать их почему-то не хотелось. Даже интересно было, чем все это закончится! А вдруг придет муж?
Захар задумчиво почесался и тут до него дошло. Да это ж кино! Билета у него нет, пора смываться... Он осторожно отступил и прикрыл за собой дверь, оставив сомненья, жену и долги за квартиру, которую они снимали, на милость победителя.
Поцелуй расцвел и засиял на Катиных губах. Ей стало так хорошо, что даже с закрытыми глазами она могла представить себе,  какой уютный разноцветный мир окружает ее с этих пор. Господи, как приятно чувствовать себя в надежных руках! Не будет больше рваных колготок и копеечных долгов. Наконец-то она сможет выглядеть как человек. Пусть теперь ей завидуют!
Честно говоря, Кате было абсолютно всё равно, кто ее обнимает. Знатный иностранец, заслуженный деятель или спекулянт. Она доверяла своим ощущениям. Пальцы её сжимали такую ткань! Запах французской  туалетной  воды...  едва ощутимая на губах горечь марочного коньяка...
Только так, по Катиным представлениям, и могли пахнуть сказочно богатые люди.
Желая убедиться в своем счастье, она открыла глаза. Перед ней никого не было.
Катя зажмурилась и потрясла головой. Что же она саму себя обнимала?.. Она растерянно оглянулась. Приятный запах развеялся, потянуло гарью.
На сковородке пригорал лук. Она быстренько сунула сковороду под холодную воду, распахнула окно и с надеждой выглянула во двор. Ни-ко-го. Катя нервно зевнула, запахнула халатик и побрела по квартире. В доме было тихо и пусто, будто ее обворовали. Даже Захар куда-то пропал. Где же гость? Почему он не идет? Ведь они так долго договаривались по телефону! Хоть бы позвонил...
А может, он все-таки был?
Катя никак не могла прийти в себя. То ли она спала, и ей всё это приснилось. А, может, он уже приходил, а теперь она спит? Её не покидало ощущение, что нужно искать, пока не поздно. Пока она не забыла, как выглядит ее счастье...
Наступил вечер. Никто ей не позвонил и не пришел. Все ее забыли. Когда окончательно стемнело, она поняла, что ожидать больше нечего. Теперь нужно было спешить. Кое-как оделась, наспех накрасилась и побежала. Куда? Катя точно не знала, но решила поехать в центр. На Крещатике была мастерская её знакомого, доставшаяся ему по наследству от родителя-художника. Ходили слухи и про какие-то большие деньги...
Там было полно всякого сброда. Все пили, курили и мазали друг друга ядом. Хозяин был похож на сплющенную щуку.
– Попробуй, мать! Хорошее вино, мать! А то на улице сыро так мать...
Славно блюешь, мать! Давай лучше сюда – к унитазу... мать! Куда ты пойдешь, мать?! Арестуют  мать...
И правда – куда?
Захар выскочил из парадного и грохнул дверью, как отрезал. Всё! Теперь он свободен. Три пудовых камня сбросил с шеи. Жена, квартира, заработок – эта ноша ему не по силам. Кому надо – тот пусть и таскает! Он пошевелил обрубками крыльев и стал осматриваться. Куда бы полететь?
Старушки на лавочке затаили дух. Захар их не замечал. Он вдруг увидел перед собой Катю, как она порхает над лугом, складывая и расправляя хрупкие серебристые крылья. Так было, когда они познакомились. Он прикасался к ней кончиками пальцев, боялся неосторожным дыханием сдуть пыльцу. Красивая Катя, любимая Катя, кто тебя подменил?
Захар неуверенно оглянулся на дверь и взялся за ручку. Может, хоть предупредить её, что он уходит навсегда?
– Не надо! – сказал голос.
Захар не послушался. Рванул и ручка отлетела. Хуже того, дверь на его глазах стала расплываться по всей стенке, залепив даже окна. Захар толкнул ее коленом, плечом, забарабанил кулаками, бросился слету… Попусту.  Замуровано.
Старушки что-то выкрикивали и махали руками. Хлопки, щелчки, выстрелы завертелись над его головой. Он испуганно озирался и отмахивался. Над ним кружил рой слепящих жалящих точек. Вот они облепили его. Скрылись свирепые старушичьи рожи, исчезли очертания дома, улицы, города, земли...
Захар оказался в тусклом пространстве. Вокруг него прыгали, как блохи, марсиане. Веселые с виду ребята. Кто с рогами, кто с копытами...
– Пошел, скотина! – приказал главный. Свистнули бичи, и Захар, прикрывая голову от ударов, помчался по бесконечному лабиринту.
Так прошли годы. Марсиане работали как проклятые. Только время от времени переодевались. Сначала его гоняла милиция, потом какие-то родственники... Видел он санитаров, медсестер, врачей. Потом опять родственников. Боль не прекращалась ни на минуту. Во сне он боялся проснуться, а наяву – заснуть. Чертов лабиринт разматывался как паутина. Будто он сам его ткал. Оказалось, что он уже давно умер. Надеяться было не на что. За что его так мучают! За какие грехи?!
Но однажды всё прекратилось. Он выскочил. Увидел небо, лужу, ноги в рваных ботинках. Они не двигались. Захар смотрел на проходящих мимо людей. Они им не интересовались. Кому нужен оборванный то ли зек, то ли бродяга? Ботинки промокли. Ноги занемели. Он кое-как добрел до лавочки, плюхнулся на неё и стал смотреть на солнце. Оно смеялось и дышало на него теплом, как ребенок на замерзшее стекло. Захар начал оттаивать. Сведенные судорогой лицевые мышцы расправлялись с трудом. Гримаса боли, как бумажная маска, разошлась и отвалилась. Он хотел улыбнуться, но всхлипнул и расплакался. ІІлакал долго, безобразно, утирая сопли рукавом, закрываясь ладонями от прохожих. Позже обнаружилось, что рядом с ним сидит какая-то девушка. Он было хотел уйти, но ноги не слушались. Сил хватило только на то, чтобн отвернуться и заскрипеть зубами. Девушка на это не обратила внимания. Сидела себе просто, будто это было её основным занятием. Никого не ждала, никуда не торопилась.
Когда ему надоело отворачиваться и скрипеть зубами, она протянула носовой платок. Потом дала хлеба с колбасой и чашку с  кофе. Молча давала, он молча и брал. А после, когда отошел настолько, что решил сморозить какую-нибудь глупость: выкляньчить рюмочку коньяку или напроситься ночевать, она жестом остановила его. Вынула из сумки одежду из перьев. Голубиную оставила себе, а воронову дала ему. Они оделись, расправили крылья и, дождавшись восходящего потока воздуха, взмыли ввысь.
Больше их в городе не видели. Белый ворон и серая голубка улетели неведомо куда.

Захар, с которым мы были едва знакомы, стал разыскивать меня через любезную Тусю сразу же, как только вышел из больницы. Зачем?
Туся толком объяснить не могла, но намекала на возможность совместной долгой и счастливой жизни. Наверное, это была какая-то очень изысканная шутка, но в моем положении выбирать не приходилось. Мне было двадцать шесть лет, и я была бездомной. О, прописка!
Решающая встреча была назначена в ресторане Дома кино, который для меня в те времена был, пожалуй, единственным домом. Мне было грустно и страшно идти на эту встречу, потому что я Тусиному щебету не верила, Захара не помнила, но заранее решила, что соглашусь на любые условия.  Счастьем было уже то, что я хоть кому-нибудь нужна!
В назначенное время, имея при себе на всякий случай друга Сашу и пятьдесят рублей одной бумажкой, я сидела за столом и вежливо улыбалась, не вслушиваясь в Сашины бредни. Он был красив и глуп, как кукла. Спиртного не употреблял, и поэтому стоил не дороже трёх-четырёх рублей. Что меня очень устраивало.
Туся со своим протеже запаздывала. Меня начинала заедать скука. Напротив нас был накрыт стол для парадного приема. За ним сидели три человека: Эльдар Рязанов и еще какие-то знаменитости. Они собирали икру со всего стола. Ожидать им было некого. Оскорбленная украинская кинообщественность отсутствовала после скандала в кинозале...
Правда їй була не до смаку.
Наконец появилась Туся. Она щедро всем улыбалась и надвигалась, яркозеленая и большая, как братская могила. В то время было очень модно целоваться с малознакомыми людьми. Особенно, если это были артисты и актеры. А кто еще мог оказаться в ресторане Дома кино?
Туся отдала дань моде почти за каждым занятым столиком. Я старалась на них не смотреть. Кто его знает, какой он из себя этот Захар!
Клекоча от возбуждения, могильний холм уперся в наш столик. За ним обнаружились два человека невзрачной наружности. Одного я знала – это был пьяница и матерщинник пианист Слава Новиков,  другой – Захар. Очень похожий на замученного котенка. Мы кое-как перезнакомились. Туся бурлила и кипела. Попивала шампанское и, вместо того, чтобы икать, делилась с нами светскими новостями.
Через час, как пузырьки из бокалов, Туся, Новиков и глупый Саша улетели из моей жизни. А человек с испуганными детскими глазами расплатился подсунутой под столом пятидесятирублевой бумажкой, одел на мою неприкаянную голову свою пыжиковую шапку, и мы пошли по темным промерзшим улицам. Он был действительно сумасшедшим. Нормальные люди не бывают такими искренними и беззащитными. Он стал рассказывать о себе такие страхи, что мне стало смешно. Я знала вещи и похуже.
Это лето было последним в моей жизни. Умерли все иллюзии и надежды. Осенью я уже была голая, как дерево, сбросившее листву. Даже самые настоящие друзья страдали, если приходилось оказывать гостеприимство дольше, чем на три дня. Я бродила по улицам с утра до вечера. Если были деньги, то днем можно было поесть в кафе «Интурист» и посидеть там, притворяясь, будто кого-то ждешь. Если денег не было, то я, сидя в том же кафе, ждала, сама не зная чего, уже по-настоящему. Ведь только Тусе я могла признаться в том, что хочу есть.
Как только темнело – гордость пропадала, обиды забывались, и я хваталась за телефонную книжку. Номеров было множество, а надежд – маловато. Со своими неразрешимыми проблемами я уже всем порядком поднадоела. Да и мне благодетели опротивели.
Я мучилась в телефонной будке, пытаясь связать своё никчемное существование с жильем, теплом и стаканом горячего чая. Иногда все эти поиски и звонки заканчивались на вокзале.
В зале ожидания по спинкам деревянных скамеек ползали тараканы. Я подсаживалась к деревенским теткам, от которых пахло коровами и яблоками, и ждала свой поезд.
Так же, как и утро, он не мог появиться на свете без солнца...